Комментируя слова стиха: "И сказал он (Ицхак): "Вот и состарился, не знаю дня смерти моей"", – Раши приводит слова мидраша Брейшит Раба: "Рабби Йеошуа бен Корха говорил: "Когда человек достигает возраста, в котором скончались его родители, он беспокоится пять лет до этого и пять лет после этого срока". Ицхаку было сто двадцать три года, он сказал: "Быть может, мне суждено достичь лишь возраста моей матери, она умерла в сто двадцать семь лет, а мне остается пять лет до ее возраста". "Не знаю дня смерти моей" – в возрасте моей матери или в возрасте отца"?

Этот комментарий Раши вызывает несколько вопросов. Начнем с самого напрашивающегося. У Раши есть четкие, хорошо сформулированные правила комментирования. Одно из которых гласит: Раши комментирует только те слова Пятикнижия, которые, по его мнению, нуждаются в объяснении их прямого смысла. В рассматриваемом нами случае сказано, если читать в контексте: "И было, когда состарился Ицхак и помутились глаза его, перестав видеть… сказал он: "Вот и состарился, не знаю дня смерти моей"" (Берешит, 27:1-2). Если читать так, то непонятно, откуда могут взяться вопросы! Ицхак замечает, что признаки старения все сильнее (что совершенно естественно для человека, переступившего порог стодвадцатилетия). Он практически ослеп. Что может быть естественнее в такой ситуации, чем задуматься о приближении смерти?

Но Раши почему-то считает (усматривает нечто) в тексте, что заставляет его пускаться в объяснения где-то на стыке понимания законов наследственности и работы подсознания, на первый взгляд, уводящие от прямого смысла текста, а не приближающие к нему. Почему и зачем?

Во-вторых, еще одно правило Раши: имена цитируемых им мудрецов Мишны, Талмуда и более поздних поколений упоминаются им только в том случае, если их упоминание что-то добавляет к комментарию, вносит дополнительную ясность. Отсюда вопрос: что именно добавляет упоминание имени рабби Йеошуа бен Корхи к пониманию причин, по которым праотец Ицхак начал задумываться о возможном приближении смерти?

Начнем разбираться. В главе "Хайей Сара" (Берешит, 25:11) упоминается: "И было после смерти Авраама, и благословил Б-г Ицхака, сына его". И Раши там объясняет, что "хотя Святой, благословен Он, передал благословения Аврааму, тот не решался благословить Ицхака, предвидя, что от него произойдет Эсав. Сказал Авраам: "Пусть же придет владеющий благословениями и благословит того, кто угоден Ему". Тогда Святой, благословен Он, благословил Ицхака".

То, что "благословил Б-г Ицхака", по умолчанию подразумевает, что Ицхак был благословен, помимо прочего, долголетием (очень популярное в Пятикнижии благословение). А значит, ему не нужно было беспокоиться о возможности скорой кончины. У него же было благословение! Поэтому Раши объясняет, что не само наступление старости ("и состарился Ицхак") и ее безошибочных признаков заставило Ицхака задуматься о смерти. Но то, что его возраст опасно приблизился к возрасту его благословенной Б-гом матери.

Но поскольку по факту Ицхак прожил сто восемьдесят лет, намного больше, чем праматерь Сара, может возникнуть вопрос: а не зря ли Ицхак так волновался? Что это за типично ашкеназская ипохондрия?

Отвечая на этот вопрос, Раши приводит дополнительные подробности мидраша. Что опасаться есть основания не только за пять лет, но и пять лет после смерти. И не только матери, но обоих родителей. Праотец Авраам скончался в возрасте ста семидесяти пяти лет. Сто восемьдесят Ицхака – это как раз пять лет спустя. (См. Раши к Брейшит, 25:30: "В тот день умер Авраам, чтобы не видеть ему, как Эсав, его внук, ступает на путь зла. А иначе не была бы "доброй" старость, обещанная ему Святым, благословен Он (см. Брейшит, 25:8). Потому Пресвятой, благословен Он, сократил его жизнь на пять лет, ведь Ицхак прожил сто восемьдесят лет, а Авраам – сто семьдесят пять". Кстати, стоит обратить внимание, что "сроком" смерти, в данном контексте, называется любой срок, в который человек умирает, даже если дата смещается относительно изначальной. Как, например, когда Авраам и Сара умирают раньше запланированного. Для верящих в б-жественное провидение не существует слова "безвременно".)

Но возникают новые вопросы. Благословение (в частности, благословение долголетием) подразумевает выход за пределы того, чего можно ожидать в рамках "законов природы". Необычного ("чудесного") богатства. Необычной силы. Необычной удачливости. Необычного долголетия. Но Ицхак прожил всего на пять лет больше Авраама. В чем благословение, брат?

Конечно, можно попробовать сказать, что изначально Ицхаку "было написано на роду" прожить, скажем, сто двадцать три года. По минимуму, на пять лет меньше матери. А все, что сверх того, до ста восьмидесяти – это благодаря благословению. Но это как-то мелко даже для Хоботова, не то что для Всевышнего, Г-спода Израиля и его Твердыни.

Да и в любом случае, если по подсчетам самого Ицхака раньше ста двадцати трех ему не о чем беспокоиться, плюс у него в анамнезе – Б-жье благословение, то не рановато ли начинать мандражировать? Может хотя бы несколько лет подождать, прежде чем заводить любимую песню еврейских стариков: "Не знаю дня смерти моей"? Чисто из доверия к обетованию Небес.

Возможно, дело в том, что уже когда Аврааму было около ста, а Саре – около девяносто, о них было можно сказать: "Авраам и Сара стары, в летах преклонных" (Брейшит, 18:11). Все годы, которые они прожили сверх того были, очевидно, добавлены им в рамках благословения. Но если смотреть на вещи с такой точки зрения, то, исходя из одной только наследственности, Ицхак должен был начинать нервничать в восемьдесят пять лет (с поправкой на вышеупомянутую тему плавающей, в зависимости от обстоятельств, конкретной даты последнего часа и т. д.). А в сто пять – начинать благодарить Небеса за каждый прожитый день, как за отдельную милость.

Теперь считаем и пытаемся понять арифметическую логику возможного хода мыслей Ицхака. Ицхак, как уже упоминалось, прожил сто восемьдесят лет. На семьдесят пять больше, чем мог ожидать прожить, не будь у него благословения, исходя из того, что Авраам должен был прожить максимум сто, плюс пять сверху. А сколько прожил Авраам? Сто семьдесят пять. Сто "своих" и семьдесят пять – благодаря благословению. Плюс-минус пятьдесят. Итого верхний предел Ицхак высчитал верно. А теперь проверим, что с нижним. Ицхак обоснованно (формула есть формула) считал, что может прожить на пять лет меньше, чем мама – праматерь Сара. Которая изначально должна была прожить девяносто лет. А прожила сто двадцать семь – на тридцать семь больше. Соответственно, Ицхак предположил (высчитал), что жить бы ему, без благословения, как минимум восемьдесят пять (без пяти девяносто). А с благословением, подобным маминому – на тридцать семь лет больше. Плюс-минус пять. Сто двадцать семь минус пять. Вот по прошествии ста двадцати двух лет жизни, в возрасте ста двадцати трех Ицхак и начал беспокоиться о том, что в любую минуту может умереть. И принял меры. Все как в аптеке.

Но как минимум один вопрос все-таки остается. Выше мы уже цитировали комментарий Раши, в котором сказано, что Авраам прожил на пять лет меньше, чем мог бы, потому что благословение долголетием пришлось уступить благословению "доброй старостью", чтобы не видеть фокусы Эсава и т. д. Из этого следует, что Ицхак, которому добрая старость обещана не была, должен был прожить сто восемьдесят пять лет. На пять лет больше, чем причиталось его благословенному отцу. Почему же он прожил только сто восемьдесят?

Чтобы ответить на этот вопрос Раши и упоминает имя рабби Йеошуа бен Корхи. В Талмуде (Мегила, 27б) рассказывается о нескольких мудрецах Торы (и в их числе рабби Йеошуа бен Корха), которые были долгожителями. И у каждого из них был свой ответ на вопрос: "В заслугу чего удостоился ты долгих лет жизни?". У всех состоящий из нескольких частей: в заслугу того-то, того-то и того-то. И только у рабби Йеошуа бен Корха нашелся на этот вопрос только один ответ: "В жизни не смотрел я на образ злодея".

Из этого следует, что, по мнению рабби Йеошуа бен Корха, не-лицезрение злодеев равноценно многим другим вещам, продлевающим жизнь (да, включая, корень жень-шеня). А в чем-то и предпочтительнее их всех разом, раз сам рабби Йеошуа бен Корха предпочел прочим путям этот.

И в обратную сторону: судя по всему, лицезрение злодеев сокращает жизнь со страшной силой. Праотец Ицхак прожил всего лишь какие-то сто восемьдесят лет, потому что не воздерживался от лицезрения злодея Эсава. Конечно, Ицхак не знал, что Эсав – злодей. Поэтому наказание было сильно смягченным. Но пять лет жизни главы поколения, праведника поколения – это пять лет жизни главы поколения!

То, что Ицхак ожидал от Небес минимума (сначала смерти на жертвеннике совсем молодым, затем на пять лет меньше лет жизни, чем у матери, Эсава в качестве преемника и т. д.), связано с тем, что в его душе превалировала гвура – начало, выражающееся в строгости, порядке и четком соблюдении границ и ограничений. Это находило отражение во всем служении Ицхака и во всем его мировосприятии. Но! И это очень важное "но": только когда это касалось его самого. По отношению же к другим широта и жертвенность Ицхака не знали границ. Его благословения, например ("И даст же тебе Б-г от росы небесной и от туков земных", Берешит, 27:28 и т. д. и т. п.) – самые щедрые из всех упоминаемых в Танахе благословений, данных людьми. Включая благословение праотца Яакова сыновьям и прощальное благословение Моше еврейскому народу.

И это тот урок, который должен извлечь для себя каждый потомок Ицхака по Яакову: даже если по своему складу мы люди гвуристые, эту гвуру нужно использовать исключительно против себя. А вступая в интеракцию с другими евреями, вспоминать о том, что Ицхак – сын и преемник Авраама, и использовать против евреев только хесед (милосердие, доминантное качество души Авраама). Зато в полную силу.

Вот-вот должен прийти Машиах. Умершие оживут, живые (пережив некий экзистенциальный опыт) останутся живы и здоровы. Необходимость в строгости к себе отпадет (и если и останется, то только как привычка немногих), а вот в милосердии по отношению друг к другу – никогда. Правда, она станет столь естественной и сама собой разумеющейся, что буквально превратится в среду обитания. И это прекрасно.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 15, стр. 231-234.)