Комментируя слова стиха: “И было, когда состарился Ицхак и померкло в глазах его, чтобы видеть...”1 – Раши толкует слово “померкло” аж тремя разными образами: “От дыма этих воскурений2. Другое объяснение: когда он был связан на жертвеннике и отец вознамерился заколоть его, небеса разверзлись, и ангелы-служители смотрели и плакали, и слезы их катились и падали в глаза Ицхака. Поэтому померкло в глазах его. Другое объяснение: для того, чтобы благословения получил Яаков”.

Тут много странного. Начиная с того, что, на первый взгляд, в рамках прямого смысла Писания, тут вообще нечего объяснять. Сказано же прямым текстом: “И было, когда состарился Ицхак и померкло глазах его”. Даже пятилетний ребенок знает (даже еще не дойдя до стиха “глаза Израиля отяжелели от старости, не мог он видеть”3 ), что, когда люди стареют, их зрение значительно (чтобы не сказать “драматически”) ухудшается. Так устроен мир с тех пор как, согласно мидрашу, по просьбе Авраама было создано старение и вся связанная с ним гериатрия. Так зачем Раши вообще что-то объяснять? Не говоря уже о том, чтобы предлагать целый набор объяснений!

Далее. Когда Раши приводит несколько объяснений, это означает, что каждое из них оставляет без ответа какие-то вопросы, вызываемые комментируемыми словами. И это вынуждает Раши давать дополнительные толкования, дающие эти ответы, но оставляющие открытыми другие, включая те, ответы на которые дало первое. Естественно, первым Раши приводит толкование, наилучшим образом отвечающее на наибольшую часть вопросов и далее по убывающей – от лучших вариантов к худшим, пока ответы не получат все релевантные вопросы. Отсюда вопрос: почему в данном случае Раши потребовалось целых три толкования и чем первое лучше второго, а второе – третьего?

При этом еще нужно учитывать, что, когда Раши предлагает больше двух толкований, это означает, что каждое из них отвечает на вопросы, которые оставляют открытыми два остальных. Т. е., чтобы понять комментарий Раши, нужно найти эти вопросы: те, которые оставляют без ответа второе и третье, первое и второе и первое и третье. Все сложно.

Итак, начнем с начала. Раши не может объяснить возникшую у Ицхака проблему со зрением тем, что он просто состарился, потому что выше4 сказано: “И было после смерти Авраама, и благословил Б-г Ицхака, сына его”. И Раши там комментирует: “Хотя Святой, Благословен Он, передал благословения Аврааму, тот не решался благословить Ицхака, предвидя, что от него произойдет Эсав. Сказал Авраам: “Пусть же придет Владеющий благословениями и благословит того, кто угоден Ему”. Тогда Святой, Благословен Он, благословил Ицхака”. Очевидно, согласно прямому смыслу Писания, что после благословения Всевышнего, у Ицхака, не будь каких-то дополнительных обстоятельств, было бы до самой кончины идеальное здоровье, включая зрение. Как у Моше, например, который по праву мог сказать о себе: “А Моше было сто двадцать лет, когда он умер; не померкло в глазах его и не иссякла свежесть его”5. А Ицхаку в те дни было как раз немногим больше ста двадцати. Как пишет Раши в комментарии буквально к следующему стиху: “Ицхаку было сто двадцать три года”. Плюс ниже6 Раши пишет: “Святой, Благословен Он, связал Свое Имя с Ицхаком, поскольку померкло в глазах его и он безвыходно пребывал в доме, он как бы уже умер”. Мыслимое ли дело, что после благословения Всевышним, у Ицхака осталось такое зрение, что добрую треть своей жизни (как минимум пятьдесят семь лет из ста восьмидесяти) он был “как бы уже мертвым”?! Если бы, конечно, дело было только в естественном (насколько естественным мы готовы считать благословленное Творцом) состоянии зрения! Серьезно?

(И не забудем: мы говорим о временах, когда люди зачастую жили по двести-двести пятьдесят лет и более. Так что сто двадцать лет по тем временам – это, максимум, время для кризиса среднего возраста, а не для обвального старения (хотя и сказано, что “состарился Ицхак”, но это может означать классическое еврейское “кто старец – обретший мудрость”). Правда, мама Ицхака умерла, не дожив до ста тридцати, но это не была смерть от старости.)

Поэтому Раши отвергает версию о естественных причинах слепоты Ицхака, как неправдоподобную. И предлагает другие, объясняющие, почему померкло в глазах Ицхака к ста двадцати годам, хотя, судя по всему, не должно было меркнуть до самой смерти. И поскольку логичнее искать причину в стихе, предшествующем тому, в котором говорится о следствии (и наоборот: упоминать следствие в стихе, следующем за тем, в котором говорится о причине), то первым делом Раши, как уже было упомянуто, отправляется за ответами в предыдущий стих, в котором говорится о женах Эсава, которые воскуряли своим божкам. И предлагает объяснение: “От дыма этих воскурений”.

Ответ, максимально соответствующий прямому смыслу Писания и логике текста. Поэтому Раши приводит его первым. Но такое объяснение вызывает как минимум два серьезных вопроса. Во-первых, какой бы сволочью ни был Эйсав, он все-таки был сволочью из хорошей семьи. И у него были пресловутые красные линии и, в отличие от сволочи, нашедшей себя на помойке, он их не пересекал. И в частности, разумеется, женившись, он не продолжил жить с родителями. Ни со своими, ни с жениными. Да и жены не согласились бы: живи они с родителями мужа, кто бы им разрешил заниматься там язычеством? Короче, вполне очевидно, что Эсав жил своим домом. А значит, дым воскурений его невесток мог непосредственно повлиять только на душевное состояние Ицхака (а на физическое – опосредованно). Даже если они жили через забор. Что само по себе маловероятно, с учетом того, что Ицхак и Ривка жили в шатре, окруженном целым огромным станом, так что для них “за забором” это было дальше, чем в наше время “в соседнем районе”. Короче, как-то это неправдоподобно.

Во-вторых, даже если допустить, что дым с эсавого двора мог повредить зрению соседей, включая родителей (или даже – что само по себе невероятно – что жены Эсава воскуряли своим божкам прямо во дворе Ицхака), то как это могло носить столь избирательный характер: на зрение Ицхака повлияло, а на зрение Ривки – нет?! Все это вынуждает Раши предложить альтернативные объяснения помрачения зрения состарившегося Ицхака.

При этом, первое объяснение остается первым, потому что объяснение про слезы ангелов, очевидным образом, не являются объяснением прямого смысла слов Писания – в тексте Пятикнижия ни намека на плачущих в момент жертвоприношения Ицхака ангелов и т. п. А что касается объяснения про создание условий для, прости Г-споди, фокуса Яакова, то сразу возникает вопрос: зачем лишать Ицхака зрения задолго до того, как Яакову пришлось пойти на эту меру? И если уж зашел этот разговор, разве нельзя было создать условия для Яакова, не лишая Ицхака зрения? Или хотя бы лишив его зрения ненадолго, только в подходящий момент? Конъюнктивит там или сварщик во дворе работал... И понятно, что вторая проблема (очевидная несправедливость по отношению к Ицхаку) принципиально больше, чем первая (выход за рамки прямого смысла Писания). Поэтому вторым Раши приводит первое (в данном случае) толкование, а второе – третьим.

Однако, как мы помним, у каждого из дополнительных толкований есть свое преимущество перед первым. И у каждого из них – друг перед другом. Главное преимущество первого толкования, как уже было сказано, заключается в том, что на него есть весьма прозрачный намек в словах Писания. Причем, прямо в предыдущем стихе! Круче преимущества быть не может. Преимущество же второго толкования заключается в том, что оно объясняет помрачение зрения Ицхака в позитивном ключе, т. е. как следствие обстоятельств совершенного им величайшего акта самопожертвования в истории мироздания. Согласно первому же толкованию, Ицхак лишился зрения вследствие того, каким вырос его сын Эсав. А согласно третьему, чтобы не допустить Ицхаку совершить ошибку и сделать неоднозначный выбор. Короче говоря, по негативным причинам.

И, наконец, третье толкование. Эсав женился в сорок лет. И очевидно, что его жены сразу же начали воскурять своим божкам (как известно, помимо прочих своих недостатков, Эсав был подкаблучником, в плохом смысле этого слова, и развел дома свободу бессовестности). Т. е. Ицхаку было всего сто. Он не был стар, по меркам того времени! Да, “И были они недовольством для Ицхака и для Ривки” и “И было, когда состарился Ицхак и помрачились глаза его” – стихи, идущие один за другим. Но это последний стих одной главы и первый – следующей! А уж ангелы плакали слезами, падавшими в глаза Ицхака, и вовсе когда тому было тридцать семь, это и по нашим временам возраст, когда только начинают думать о женитьбе и о том, чтобы жить отдельно от родителей. Конечно, можно допустить, что слезы ангелов обладают отсроченным воздействием на человеческое зрение… но как-то это уж чересчур сложноподчиненно.

А ведь сказано именно “состарился Ицхак и померкло в глазах его”. Т. е. сначала состарился, а уже затем померкло зрение. В такой последовательности. Согласно же первому и второму толкованиям, порядок событий был, если не мудрить, обратный. Вот и преимущество третьего толкования в сравнении с первым и вторым: оно соответствует прямому смыслу сказанного в самом стихе, и согласно ему, Ицхак перестал видеть не раньше, чем в этом возникла оперативная необходимость.

И тут нельзя не задаться вопросом, который мы уже упоминали выше: неужели нельзя было решить проблему Эсава, не лишая Ицхака зрения? Ну, в порядке бреда: открыть (извиняюсь за каламбур) Ицхаку глаза на то, что собой представляет Эсав на самом деле. В конце концов, сам Эсав не делал из своего злодейского злодейства секрета ни от кого, кроме отца (которого, отдадим ему должное, он искренне, хотя и по-злодейски, любил). Рассказать все Ицхаку и делу конец. Да, Эсава тот любил больше7, но это не мешало ему оставаться безукоризненно объективным и непредвзятым. В рамках известного ему. Вот и просветили бы.

Про жен Эсава Ицхак был в курсе. Но справедливо полагал, что для мужа повлиять на жену в тех вопросах, в которых она не готова это ему позволить, невозможно. Да и за самим Эсавом кое-что замечал, как упоминает Раши8 : “Ицхак подумал: “Не в обыкновении Эсава поминать Имя Всевышнего, а этот сказал: “Ибо случай доставил Г-сподь, Б-г твой”. Т. е. Ицхак совсем не был слеп, в метафорическом смысле. Оставалось только немного дополнить картинку. Почему это никем не было сделано?

Так вот, это указание касательно того, в какой мере надлежит стремиться избегать злословия. Даже когда, с формальной точки зрения, есть все основания пренебречь этим запретом, ради блага конкретных и абстрактных людей. Тора буквально говорит нам: предпочтительнее на пятьдесят семь лет лишить праведника поколения зрения, ради того, чтобы не опуститься до злословия в адрес еврея. Даже если этот еврей – вероотступник, каковым был (пусть и неформально) Эсав. И даже если это пра-еврей, т. е. живший до дарования Торы. Тем более, когда речь идет о настоящем еврее, да еще и не вероотступнике, что бы там ни было.

Вот-вот должен прийти Машиах. Как писал в предисловии к своему фундаментальному труду Хафец Хаим, еще сто лет назад чуть ли не единственным, что задерживало приход Машиаха, было недостаточно строгое соблюдение запрета на злословие. В наше время проблема, к сожалению, еще не разрешилась, но уже перестала быть фактором. Так вот, когда Машиах вот-вот придет, он соберет в Святую Землю всех евреев, рассеянных по миру, включая даже не подозревающих о том, что они евреи, но являющихся евреями по факту. И вернет их в лоно еврейство в столь полной мере, что, как постановляет Рамбам9, “все евреи будут великими мудрецами, и будут знать тайные и глубокие вещи, и постигнут замыслы своего Творца в той мере, в какой только может человеческий разум это постичь, как сказано: “Потому что наполнится земля знанием о Б-ге, как полно водою море”10 “. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 15, стр. 225-230.)