В конце главы "Брейшит" (6:7), сказано: "И сказал Г-сподь: "Сотру Человека, которого Я сотворил, с лица земли, от человека до скота, до ползучего и до птицы небесной; поскольку Я раскаиваюсь (נחמתי), ибо создал их". Раши, комментируя слова "поскольку Я раскаиваюсь, ибо создал их", пишет: "Обдумываю Я, что делать, ибо Я создал их".

Объяснение Раши вызывает несколько вопросов. Во-первых, общепринятое значение слова "раскаялся" (точнее, глагола в святом языке, который мы условно переводим этим словом) это "передумать". И именно так переводится это слово в этом стихе в освященных переводах на арамейский. Как в расширенном переводе Йонатана бен Узиэля, так и в "подстрочном" Онкелоса, которого никак не обвинить в том, что он отступает от прямого смысла слов Писания. Как же Раши, также строго придерживающийся в своем комментарии к Пятикнижию прямого смысла слов Писания, дает в данном случае этому слову другое толкование?

Во-вторых, ровно в комментарии к предыдущему стиху (6:6) Раши формулирует общее правило: "Везде в Писании слово "раскаяться" (נחום) означает "менять свое решение". Как сказано: "Не сын человеческий, чтоб поменять свое решение" (Бемидбар, 23:19), "И относительно рабов Своих поменял он свое решение" (Шмот, 32: 36), "И поменял Г-сподь свое решение о беде" (Шмот, 22:14, "Раскаиваюсь Я, что поставил царем" (Шмуэль I, 15:11), – все это означает изменение решения". Проще говоря, по мнению Раши, во всем Писании слово נחום должно означать именно "раскаяние". Почему же в контексте интересующего нас стиха Раши толкует его как "обдумывать, что сделать [в новых условиях]", т. е. корректировать планы, а не обязательно менять их ("раскаиваться").

На первый взгляд, можно было бы сказать, что Раши не хочет писать, что Всевышний "раскаивается" в чем-либо. Ибо даже со всеми оговорками это звучит более чем странно. Любому ребенку известно, что Всевышний всеведущ и непогрешим. Поэтому "раскаиваться" не может "технически". Как сказано: "Не муж есть Б-г, чтобы ложь говорить, и не сын человеческий, чтобы изменить решение. Он ли сказал и не исполнит, говорил и не осуществит?!" (Бемидбар, 23:19). Но, как уже было упомянуто, стихом выше это не мешает Раши истолковать это слово (в одном из толкований) именно как "раскаяться". Причем процитировав в качестве доказательства своей правоты помимо прочего стих про "не сын человеческий, чтобы изменить решение". Из чего следует, что по какой-то непонятной пока причине Раши не мешает вопрос, "как Всевышний может раскаяться". (И см. третий кормментарий Раши к Брейшит, 6:6: "Некий нееврей спросил у раби Йеошуа бен Корха: "Ведь вы признаете, что Святой, благословен Он, зрит грядущее?" Сказал ему: "Да". Сказал ему: Как же написано: "И огорчился в сердце Своем"? Сказал ему: "Рождался ли у тебя когда-либо сын?" Сказал ему: "Да". Сказал ему: "Что же ты сделал?" Сказал ему: "Веселился и веселил других". Сказал ему: "И ты не знал, что в конце ждет его смерть?" Сказал ему: "В час радости радуются, в час скорби скорбят". Сказал ему: "Так и Святой, благословен Он! Хотя открыто Ему, что конец их – грех и гибель, Он все же сотворил их ради праведников, которые произойдут от них". Не совсем о том, но близко.) И он выдает целых четыре примера стихов (помимо цитируемого), в которых толкуемый глагол, которым описывается проявление Б-жественного, (как и во всем Писании) следует понимать в значении "раскаялся". Спрашивается: почему же тогда в стихе: "ибо Я раскаиваюсь в том, что создал их", – Раши считает необходимым растолковать это же слово как "обдумывать, что делать"?

И еще один момент. Если понимать стих так: "Раскаялся Всевышний в том, что создал людей, ибо они (а за ними и все Творение) извратили свой путь", – то все складывается. А вот в значении: "Задумался Всевышний, что делать, потому что создал людей", – вообще ничего не складывается. Каким образом создание людей может стать причиной для того, чтобы Всевышнему "задуматься", что бы это не означало?

Проще говоря, если цель Раши – дать как можно более простое и близкое к тексту и его логике объяснение слов Писания, то такое объяснение в интересуемом нас случае есть. И Раши сам его предлагает выше: "раскаялся" – "передумал", "изменил мнение". Но Раши предпочитает другой вариант, который, по крайней мере на первый взгляд, все только запутывает и усложняет. Зачем?

Чтобы ответить на возникшие вопросы, нам придется обратиться к первому комментарию Раши к Брейшит, 6:7: ""Сотру Человека…" – он прах, наведу на него воды и сотру его. Поэтому об уничтожении сказано "сотру"". Глагол "стирать" используется в Писании множество раз. И в прямом ("сотрите написанное"), и в переносном ("сотрите память об Амалеке"). И ни разу Раши не находит нужным растолковывать, что такое "стереть", настолько все очевидно: "стереть" – это "полностью уничтожить". Ни разу, кроме как в конце главы "Брейшит" в контексте разговора о планируемом для павшего человечества и всего нашего мира. Там Раши объясняет, что "стереть" – это почему-то именно "наслать воды".

Почему? Потому что, как следует из продолжения, прежде чем навести воды Потопа, Всевышний велел Ноаху построить ковчег, на котором тот спасся сам, спас свою семью и каждой твари по паре. Т. е. речь изначально шла не о полном "стирании с лица земли, от человека до скота, до ползучего и до птицы небесной", а лишь о частичном. И этот неочевидный (пока не дочитали дальше) момент, Раши находит нужным объяснить. Собственно, уже из слов следующего стиха (относящегося еще к главе "Брейшит"): "А Ноах обрел милость в глазах Господа", – становится очевидным, что будут выжившие. Потоп ("стирание") изначально планировался не полный.

Да и без того из самого стиха "Сотру Человека", особенно если знать, что искать, можно понять, что "стирать" планировалось не в том смысле, в каком стирают ластиком, а скорее в том, в котором "стирают" в стиральной машине, извините за каламбур, если это каламбур. В смысле, попавшее в воду. А не попавшее, оставшееся в ковчеге, осталось. Ибо не соприкасались с водами потопа. И под дождь, получается, не выходили.

И что мы с этого имеем? Мы имеем следующее: раз изначально планировались выжившие люди, значит, Всевышний не разочаровывался в человечестве и не передумывал, ни в каком смысле слова, позволить продолжиться роду людскому и обрамляющему его мирозданию.

Получается, когда Раши пишет, что "везде в Писании слово "раскаяться" (נחום) означает "менять свое решение"", совсем не обязательно имеется в виду "менять на кардинально противоположное". Не обязательно, раскаявшись в том, что создал, уничтожать. Иногда достаточно что-то подправить в консерватории. Конечно, это не снимает вопрос, как может нуждаться в исправлении сотворенное Всевышним. Но мы же знаем ответ на вопрос, почему нужно обрезание созданного Всевышним необрезанным мужчины (в отличие от сотворенных идеальными женщин): элемент служения, как смысл сотворения мироздания и т. д. Короче, Всевышний передумал. Но не в отношении того, что создал человека, а потому что создал человека, а человек запутался.

Но, это бы многое объясняло, будь у нас только один стих. А у нас их два. Идущих один за другим. Общий контекст. В обоих стихах используется один и тот же глагол. Но в первом случае в значении "раскаяться", "передумать", а во втором – в значении "подумать о том, что дальше". Возникает резонный вопрос (даже два): в чем разница между стихами (и что в тексте на нее указывает)?

В первом стихе (6:6) сказано: "И раскаялся Г-сподь в том, что создал человека на земле, и огорчился Он в сердце своем". В сердце – это "про себя", не вслух, не дав мысли или эмоции внешнее выражение. А во-втором (6:7): "и сказал Г-сподь: "Сотру человека"", – речь, как раз внешнее выражение. Поэтому, когда в первом стихе говорится о "раскаянии" Всевышнего, вполне можно допустить, что имеется в виду уничтожение всего мироздания: не воробей – именно слово, не мысль. Но во втором стихе Всевышний, метафорически, выражает свою мысль вслух. А это уже воробей – в смысле, обязывает (насколько это слово применимо ко Всесильному, Благословен Он). И поэтому там, с учетом того, что выживших не могло не быть (ибо Ноах обрел милость в глазах Всевышнего), речь не могла идти о том, что Всевышний передумал творить мироздание. Что и вынуждает Раши истолковать слово (נחום) так, как он его истолковывает: "обдумывать, что делать, ибо создал".

Выходит, изначально была-таки мысль уничтожить мироздание. Но затем было высказано решение стереть (с помощью вод Потопа) с лица земли почти, но не все живое. Уничтожить только то, что окажется в воде. А не оказавшееся – не уничтожать. Что стало причиной такого изменения планов? На этот вопрос Раши отвечает: "Ибо Я создал их". Мы в ответе за тех, кого приручили и т. д. Экзюпери хорошо это сформулировал, но саму идею заимствовал из комментария Раши к Пятикнижию. Или, что более вероятно, из воздуха, в котором она носилась с тех пор, как была высказана там. Поскольку Всевышний сотворил человека (и мироздание), Он принял на себя ответственность за их существование, прогресс и процветание.

А в чем же тогда Всевышний "раскаялся" (в стихе Брейшит, 6:7)? Получается, что в изначальном намерении уничтожить всех без исключения. Раскаялся и огласил другое (более "обдуманное") решение.

Итак, что мы учим из рассмотренного комментария Раши, кроме того, что мы в ответе за тех, кого приручили и всего вот этого?

Во-первых, что то, о чем сказано: "И сказал Всевышний", – не может не сбыться. И как объясняется в мидрашах, толкующих слова стиха: "И народ твой, все праведники, ветвь насаждения Моего, дело рук Моих для прославления и т.д." (Ишаяу, 60:21), – "народ Твой подобен своему Творцу". Поэтому евреи должны быть очень осторожны в речах. Ведь те имеют (по крайней мере в духовном плане) силу действия. Что иллюстрируется, например, в известной истории про Бешта, который дал своим ученикам воочию увидеть, как еврей, на словах грозившийся разорвать другого еврея пополам "как рыбу", в духовных мирах совершал это в полном смысле слова. И зримо духовным зрением.

Даже недобрая мысль о другом еврее – уже тяжкий грех, пусть она и не может принести реальный (в общепринятом смысле слова) вред. Но речь – это уже совсем серьезно и очень опасно.

Слова, не секрет, способны причинять боль, разрушать, сбивать с пути и т. д. А еще они могут навлекать Б-жий гнев. Известно высказывание наших мудрецов (Арахин, 15б): "Злоязычие губит троих", – злословящего, внемлющего и того, на чей счет злословят. Есть известный вопрос: а последнего-то за что? Он-то не грешил? Ответ: конечно грешил! Иначе чем бы он дал повод для злословия? Но до того, как его грех был оглашен, искупить его и раскаяться в нем было гораздо проще и последствий было бы меньше. А так, говоря словами классика, "если правда оно, хоть хотя бы на треть, остается одно только – лечь умереть". Это, разумеется, художественное преувеличение, но очень близкое к правде жизни.

В заключение, хотелось бы отметить еще одну немаловажную деталь: даже на уровне никак не выражаемой мысли Всевышний не решал уничтожить все человечество. Он допустил мысль об этом. Но решил иначе. И также и нам, во исполнение заповеди (а это – заповедь!) уподобляться Всевышнему, следует даже в мыслях не выносить "приговоры" другим евреям. Пусть мы и не в силах удержаться от соблазна судить и осуждать их в мыслях своих (и только от претендующих на подлинную набожность ожидается, что они не будут судить ближнего своего, да и то только до тех пор, пока не побывают на его место и т. д. См. Пиркей авот, 2:4).

Вот-вот должен прийти Машиах. Не в последнюю очередь – в заслугу наших стараний думать о других людях только хорошо, как бы они не пытались нам помешать.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 15, стр. 30-36.)