1951 год. 770 Истерн Парквэй, Бруклин, Нью-Йорк. В десятый день еврейского месяца шват, посреди зимы, в доме номер 770 на Истерн Парквей небольшая группа хасидов с нетерпением ожидала, с какими словами к ним обратится их новый Ребе. Они были скудным остатком некогда многочисленного хасидского двора Хабад-Любавич, в прошлом насчитывавшего сотни тысяч человек, с разбросанными чуть ли не по всей Восточной Европе центрами и форпостами.

Большинство этих евреев потеряли многих родственников в сталинских репрессиях или во время войны, некоторые уже давно перебрались через Атлантику и в той или иной степени ассимилировались к американской культуре. И вот они собрались здесь, гадая о том, что ждет их общину и их самих в этой стране? Какие изменения принесет в их жизнь новый Ребе?

Прошел ровно год с тех пор, как скончался шестой Любавичский Ребе, рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон, оставив сплоченное сообщество благочестивых ученых мистиков, простых евреев и уцелевших беженцев без руководства. Весь прошедший год место Ребе пустовало; рабби Менахем-Мендель раз за разом отклонял предложения занять этот пост.

Среди хасидов шли споры и обсуждения. Кто их возглавит? Куда им обратиться за утешением и поддержкой, за советами о жизни и о Торе?

Легко представить, что эта небольшая группа иммигрантов, говорящих в основном на идише, с их неотвеченными вопросами, помноженными на жизненные травмы, нанесенные советским режимом и ужасами войны, чувствовала себя растерянной и сбившейся с пути.

И вот среди этого разброда Ребе Менахем-Мендель явил скрытый доселе порядок. Он начал с того самого места, на котором остановился его тесть, Ребе Йосеф-Ицхак. Новый Ребе начал свое инаугурационное выступление с хорошо известных слов из “Шир ѓа-Ширим” (“Песни Песней”): “Бати ле-гани” (“Я пришел в Мой сад…”).1

Теми же словами начал рабби Йосеф-Ицхак свой последний, опубликованный ровно годом ранее маамар, который был своего рода последним словом, его завещанием. Этот тонкий акт духовной связи, олицетворяющий восстановление нити, связывающей одного Ребе с другим, был настолько важен для Ребе, что в течение следующих четырех десятилетий на ежегодном хасидском собрании, посвященном годовщине ухода его тестя и предшественника, Ребе продолжал анализировать и раскрывать все более глубокие и возвышенные аспекты последнего послания рабби Йосеф-Ицхака.

В конечном итоге, оба Ребе истолковали стих Бати ле-гани творческим и вдохновляющим образом: несмотря на всю царящую в мире неопределенность и разрушительный хаос, которые не дают забыть ужасы недавнего прошлого и по-прежнему во многом формируют наши времена, мир – не жестокая бессмысленная материя, слепо несущаяся сквозь пространство. Мир – это сад Всевышнего, Его самое прекрасное творение и избранная Им обитель.

Как человек осознает эту истину и как он построит жизнь сообразно ей – во многом зависит от того, как он рассматривает и воспринимает мир вокруг и внутри себя. Когда вы смотрите вокруг себя и внутрь своей души, что вы видите: свалку или страну чудес? Пустыню или оазис?

Согласно хасидскому учению, каждый из нас в силах определять свой опыт, опирающийся на собственное восприятие, и воздействовать на него. Ощущая это всеми фибрами души, Ребе тщательно развивал и последовательно выражал то, что я бы назвал глубоким, системным, позитивным отношением к жизни, Торе и людям, и это побуждало его везде и во всем искать и находить чистую, позитивную суть.

Способность постоянно видеть под руинами Храм, активно искать позитивные аспекты и новые возможности в любой конкретной ситуации, глубоко верить в абсолютную доброту и неизменное присутствие Б-га, жить с целью, ответственностью и смыслом – все эти качества обеспечивают духовную и психологическую основу фундаментальной теории Ребе и его исцеляющей практики.

Развивая это понимание, Ребе тем самым ухаживал за Б-жественным садом, помогая каждому из нас стать лучшими, более святыми и счастливыми “садовниками”. Попросту говоря, позитивная предубежденность, будучи ключом к раскрытию тайного Б-жественного сада, была основой учения Ребе в течение последующих четырех десятилетий, раскрываясь во множестве проявлений, особенно в концепции Бати ле-гани, которую Ребе развивал год за годом.

Как прекрасен этот мир!

В известном обращении, произнесенном десятого швата 5732 (1972) г., двадцать два года спустя, Ребе снова дал толкование Бати ле-гани, чтобы устранить возможный когнитивный диссонанс от кажущегося несоответствия окружающего нас мира с учением о том, что мир – это сад Б-га. Вот что сказал об этом Ребе:

Глядя физическими глазами, мы воспринимаем только материальные аспекты всего, что мы видим, и, естественно, задаемся вопросом: что творится с миром? Ситуация ухудшается неуклонно, из поколения в поколение и даже из года в год. Добро не торжествует, условия жизни не улучшаются, и священные духовные ценности вовсе не главенствуют…

Такие мысли легко могут привести к выводу, что этот мир – не что иное как джунгли, где правят эгоистичные звери, и что он, конечно, даже отдаленно не похож на сад, где зреют восхитительные плоды…

Подобные мысли приводят к унынию и отчаянию. Как мы можем надеяться воздействовать на мир и менять его к лучшему, если ситуация постоянно ухудшается?

Образ наших мыслей напрямую влияет на оттенок наших эмоций, на характер речи и даже на эффективность наших действий. Одни мысли с большей вероятностью поведут нас мрачными разрушительными путями, в то время как другие мысли способны вдохновлять и укреплять нас в стремлении достичь высшей цели.

Поэтому:

Мы должны знать, что мир ... это сад! Не только [утилитарное] поле, которое дает злаки, [т.е. необходимое для существования,] но и роскошный сад, приносящий драгоценные плоды, [которые даруют аромат, вкус, красоту и удовольствие].

Более того, этот мир – не просто какой-то сад; это – сад Б-га. Как говорится в стихе: “Я пришел в Мой сад [и потому благость его измеряется в соответствии с Его бесконечными категориями]”.

С этой точки зрения мы способны увидеть мир по-иному; мы начинаем замечать то, что с первого взгляда могли упустить. Когда мы понимаем, что наша обязанность – постоянно искать [Б-га и добро], то стремимся оглянуться вокруг и постичь то, что спрятано под оболочкой, найти плод под его кожурой.2

Более того, несмотря на все, что свидетельствует об обратном:

.. Мы уверены, что успешно найдем дорогу к саду, который скрыт в творении, ибо Тора говорит нам, что он действительно здесь, он ожидает, чтобы его нашли…

Зная, что драгоценное сокровище жаждет быть найденным, мы уделяем больше внимания нашей задаче и не позволяем себе отвлекаться от цели...

Мы должны знать, что живем в прекрасном мире. И, размышляя об этом, мы можем идти по жизни, ... будучи уверены в том, что мы найдем плоды Б-жественного сада.

“Вам-то легко говорить”

Подобные утверждения, с какими бы благими намерениями их ни говорили, нередко оставляют чувство, что человек, который их произнес, никогда по-настоящему не страдал.

Однако вспомним, что Ребе пережил многочисленные погромы, эпидемию тифа, трагедию беженцев, Первую Мировую войну, большевистскую революцию, становление коммунизма, арест отца, который так и скончался в ссылке, Вторую Мировую войну, бездетность. Кроме того, будучи Ребе (и даже, как мы увидим, задолго до этого), он посвятил свою жизнь заботам о бедах и страданиях сотен тысяч людей, которые приходили к нему за советом, благословением, исцелением, поддержкой, любовью, одобрением, помощью, а иногда и за смыслом жизни.

Точно так же рабби Йосеф-Ицхак, который первым сформулировал идею о том, что тот мир, который мы видим, несмотря ни на что, является “садом Всевышнего”, прожил жизнь, полную невообразимой боли и страданий, – как в личном, так и в историческом плане.

Рабби Йосеф-Ицхак был арестован советским режимом, его пытали, приговорили к смертной казни, затем отправили в ссылку; он пережил ковровые бомбардировки Варшавы в начале Второй Мировой войны, боролся с рассеянным склерозом, потерял дочь в Треблинке, был свидетелем того, как его хасиды гибнут из-за коммунистических репрессий и Холокоста, а приехав в Америку, видел нарастающую волну ассимиляции американского еврейства.

Вот как говорит об этом наш Ребе:3

Все вышеперечисленное – это взгляд “человека, который видел горе”4, который перенес невыразимые страдания как до, так и после прибытия на гостеприимные берега Америки…

И все же он, как отметил Ребе в 1972 году, мог, тем не менее, видеть сад Б-га под осквернением и разрушением, устроенными людьми.

Оба Ребе пережили неистовые судороги обезумевшего мира, стали свидетелями того, как “самая цивилизованная нация” в мгновение ока превратилась в жесточайшую машину убийства.

Страдая вместе с миллионами своих собратьев, они с разбитым сердцем смотрели на то, как уничтожалось европейское еврейство в то время как “развитой” и “просвещенный” мир молча выжидал, раздумывая, что делать с “еврейским вопросом”.

Наши Ребе имели полное право относиться цинично к миру и к состоянию человечества, потерять веру в его развитие. И все же, несмотря на все пройденные беды и испытания, оба Ребе в течение всего периода своего руководства неуклонно придерживались фундаментального принципа: “Этот мир хорош по своей природе , и таким намеренно создан. Сама реальность – истинное произведение священного искусства!”

Они оба, каждый по-своему, посвятили все свое существо исцелению сломленного духа полуистребленного народа, помогая ему восстанавливать и обновлять веру в Б-га, Его мир и творения – день за днем, поступок за поступком.

Снова и снова, с чем бы они ни сталкивались в жизни, они заявляли громко и ясно: этот мир – сад, и на нас возложены уход и забота о нем.

Каким бы “замусоренным” коллективными и личными ошибками ни было наше прошлое, каждый из нас по своей сути способен раскрывать священные искры света, спрятанные в осколках разрушенного мира. И для этого каждый из нас должен настроить свое восприятие так, чтобы всегда видеть первозданную красоту жизни и не забывать, Чья рука ее сотворила!

В этом – искупительная работа, возложенная на нас, верных садовников, та работа, к которой Ребе неустанно нас готовил: всегда видеть в мире добро, всегда видеть в мире Б-га и заботиться о Его саде.

Эта основополагающая формулировка духовной миссии, полная решимости и надежды, вошла в центр еврейского сознания в самый нужный момент, восстав, подобно фениксу, из тлеющего пепла ненависти, страха и геноцида, чтобы вдохновить армию просветителей-единомышленников.

Это и был путь Ребе – побеждать тьму светом.