В конце главы "Тецаве" рассказывается о порядке исполнения заповеди об изготовлении золотого жертвенника, на котором совершались заповеданные воскурения благовоний.

Золотым жертвенник был только снаружи. Т. е. корпус, включая крышку и рожки по углам, были из дерева шитим (то ли акация, то ли кедр, то ли неведома деревюшка). А сверху все это было обшито листами чистого золото. И только золотой венец по верхнему краю – одно золото, без дерева.

А в конце предыдущей главы, "Трума", приводится заповедь об изготовлении другого жертвенника – внешнего. Он чем-то напоминал золотой, но гораздо большим отличался. Похож четырехугольностью, рожками по углам, кольцами и шестами в них для переноски и тем, что изготовлен из дерева шитим, обшитого металлом. А дальше начинаются различия: внутренний жертвенник обшит золотом, а внешний – медью. У золотого был венец, а у медного – нет. Золотой – крытый, а медный – открытый: его до краев наполняли землей и т. д. Поэтому одно из названий этого жертвенника – земляной (см. Шмот, 20:21). Размеры разные, прибамбасы разные. И главное: золотой жертвенник, как был, переехал из Скинии в Иерусалимский Храм и, будь все хорошо, мог бы стоять там по сей день. А медно-земляной переносной жертвенник был предназначен только для Скинии. В Иерусалимском Храме на месте "медного" стоял несравненно более монументальный во всех отношениях, огромный, неподъемный каменный жертвенник.

Почему мне было важно упомянуть, что каменный жертвенник был неподъемным? Потому что мы потихоньку подбираемся к теме нашего разговора.

Как известно, огромное число заповедей Торы (в том числе малоизвестных широкой публике, таких, например, как запрет вынимать вышеупомянутые шесты из вышеупомянутых колец) связано с Храмом и храмовой утварью. Другое огромное количество заповедей (и нечеловеческое число установлений мудрецов) связано с законами ритуальной чистоты. На подступах к святилищу строгость законов чистоты резко увеличивается. И чем глубже в Храм, тем строже и строже. До Святая Святых включительно. Это касается всех аспектов и особенно – требований к посетителям Храма. Конечно, в Святая Святых их никто не пускал. Но в некоторых случаях достаточно пребывания под одной крышей. Под одной балкой. Мало ли что!

Поэтому, перед тем, как впустить человека на территорию храмового комплекса, убеждались, что он очистился. Ну, как "проверяли"? Проверяли справку. Можно не сомневаться, что вокруг Храма торговцев фальшивыми справками было никак не меньше, чем вокруг отделения Сохнута торговцев фальшивыми свидетельствами о рождении в еврейской семье. Но мы сейчас не об этом. В идеале, нужно было очищаться, доказывать, что очистились и только потом пропускали внутрь.

Это в будни. Когда поток посетителей ограничивался несколькими тысячами. Но трижды в год наступают праздники, в которые всем евреям заповедано явиться в Храм и принести там особые жертвы. А это уже миллионы. Ну, какая тут проверка справок? Вы еще металлоискатели поставьте! Пускали всех без разбора. И не обманывались на счет того, что далеко, далеко не все очистились хоть как-то. Не говоря уже о тех, кто очистился как следует.

На общее счастье, в праздники паломничества (регалим) действует спасительное правило: в дни этих праздников (в те времена, когда есть Храм) все евреи ритуально чисты. Само наступление праздников их делает чистыми. А само завершение праздников возвращает всю их нечистоту. Как Золушка, которая ровно в полночь превращалась в тыкву.

Как это работало? Если в самых общих чертах (а мы не можем подробнее: разговор о другом и все он никак не начнется), то в праздники паломничества (во времена, когда есть Храм, имеем в виду) евреи срастаются духовными корешками до состояния единой физической общности, ритуально чистой и неуязвимой для нечистоты. А на исходе праздника переставали ей быть. И тут происходило самое интересное: вся храмовая утварь, задним числом становилась ритуально нечистой и нужно было всю ее очищать: кропить водой с пеплом красной коровы, окунать в микве и т. д. Даже то, что нельзя было сдвигать с места (менора, золотой стол), и несмотря на то, что всячески предостерегали до них не дотрагиваться (и давали самым непонятливым по очумелым ручкам). Это, разумеется, не говоря о том, что на протяжении всего года тот или иной элемент храмовой утвари мог оскверниться по той или иной причине. В любом случае, есть исключение: золотой и медный (во времена скинии) жертвенники не нужно было очищать никогда, несмотря на то, что они были вполне подъемными (в отличие от каменного, который – дом, так что там нет вопросов).

Почему? В самом конце трактата Хагига на этот вопрос предлагаются два возможных ответа: рабби Элиэзер считает, что это потому, что жертвенники, даже подъемные, имеют статус "вросшего в землю", аналогичный статусу самой земли, что делает их неуязвимыми для нечистоты. А по мнению мудрецов, это потому, что металлическое у них только покрытие, которое вторично по отношению к тумбам, а деревянные тумбы не становятся нечистыми (поверьте на слово, иначе мы вообще никогда не закончим).

Теперь, практический аспект всего вышеописанного остался, за грехи наши тяжкие, в далеком прошлом и маячит в ближайшем будущем. В данный же момент, и законы чистоты, и законы храмовой утвари настолько не актуальны, что вообще не фигурируют в Шулхан Арухе (не считая вечно актуальных законов семейной чистоты). Но! Наша святая Тора, как известно, безгранична. Она безгранична и в том смысле, что каждое ее слово и каждая буква имеют бесчисленное множество толкований на бесчисленно разных уровнях понимания. И в том смысле, что, как минимум в духовном плане, каждое предписание Торы более чем актуально для каждого еврея в каждую конкретную минуту времени, отведенную этому миру, и в любой точке пространства. Нужно только понять: что именно мы учим из того, что из всей храмовой утвари только золотой и медный жертвенники не нужно было очищать после праздников? А заодно и из того, что рабби Элиэзер спорит с мудрецами о причинах этого.

Каждый еврей – это автономная (относительно) действующая модель святилища. Как сказано (Шмот, 25:8): "И сделают Мне Святилище, и Я пребывать буду в них". В них – в каждом из народа Израиля. А различные силы души (и тела, но тело сейчас оставим в покое, мы же договорились – духовные аспекты) – интеллектуальные, эмоциональные и т. д. – соответствуют (являются аналогами) различной храмовой утвари. И более чем возможна ситуация, когда те или иные силы еврейской души оскверняются мыслями, переживаниями, желаниями, не вполне соответствующими Б-жьей воле. А то и противоречащими ей, греховными, не приведи Г-сподь. Что делает их (метафорически) нечистыми. Что, в свою очередь, требует поиска путей очищения оскверненных сил души. Пути эти в общих чертах общеизвестны: раскаяние (тшува), молитва, благотворительность, пост (в последних поколениях сильно утративший свою душеочистительную эффективность).

При этом, в духовном плане, как и в материальном, люди делятся на богатых и бедных. С богатством ассоциируется золото (золотой жертвенник), а с бедностью – медь (медный жертвенник). Но это – внешнее. Обшивка. А внутри, на сущностном уровне души, каждый еврей неразрывно и в равной мере связан со своим Небесным отцом и преисполнен неизменного и непреложного стремления исполнить Б-жью волю. Говоря словами шестого Любавичского Ребе, Ребе Раяца: "Еврей не хочет и не может быть оторванным от Б-жественного". "Не хочет" и "не может" – это, безусловно, две разные истории. Но сходятся они в одной точке: в своем корне, еврейская душа – это жертвенник, на котором совершаются жертвы, приближающие нас к нашему Творцу (русский язык напрочь убивает игру слов на святом языке, очень точно отражающую суть вещей: принесение жертв ("акрава") – приближение ("иткарвут")).

Заключительная мишна трактата Хагига (и всего раздела Моэд) напоминает нам: как душевно богатые (золото), так и душевно пока что бедные (медь) евреи приближаются к Б-жественному в тот момент, когда они вспоминают о том, что по сути своей они жертвенники Всевышнему и их единственное подлинное предназначение исполнять Б-жью волю. Но есть и разница. На медном жертвеннике приносились в жертву животные (символизирующие дурное, "животное" начало, по природе своей противное воле Всевышнего). И не случайно, главные жертвы – это жертвы всесожжения. Ибо наша цель – не только ослабление, но и полное изведение дурного начала. На золотом же жертвеннике тоже жгут… Но нет! Не жгут – воскуряют благовония: там речь о вознесении гораздо более тонких духовных материй. Та самая пресловутая разница между служением кающихся, "возвращающихся" и служением праведных, которые всегда были там, где нужно, но нет предела совершенству...

Но это – детали. Главное же и общее в том, что это уровень служения, на котором даже при желании невозможно осквернить или оскверниться: скверна туда просто не добивает. Почему? Потому что на этом уровне служения, говоря словами молитвы (в заключение Амиды): "Пусть душа моя будет повергнута в прах перед Всяким". Где "Всякий" – Всеобъемлющий, Творец всего. А "повергнута в прах" – полностью подчинена высшей воле, без намека на проявление своей. Подобно тому, как земля полностью подчинена воле ступающих по ней, обрабатывающих ее и т. д., без намека на проявление каких-либо собственных "желаний". На это намекает рабби Элиэзер, говоря о том, что жертвенники имеют статус земли, на которой стоят.

Показательно, что это мнение именно рабби Элиэзера бен Гирканоса, прозывавшегося Великим, который, по мнению своего наставника (см. Пиркей авот, 2:9), один был равноценен всем остальным мудрецам Израиля, но при этом славился тем, что никогда не учил ничему, чего не слышал от своих наставников (см. трактат Сукка, 27б). Поэтому он смотрел на сущностную сторону природы еврейской души, в которой величайшая глубина причастности мудрости (проистекающая из принадлежности к единящему всех евреев: один равен всем и т. д.) гармонично и неразрывно сочетается с тотальной подчиненностью высшей воле.

Однако мудрецы считают, что рабби Элиэзер слишком завышает планку, требуя от каждого подниматься до уровня реализации своей сущностной природы на явственном уровне. И ограничиваются констатацией того, что скверна может коснуться и жертвенника. Но только его покрытия (т. е. уровня внешнего проявления). У душевно богатых (тех, чей жертвенник – золотой) именно вследствие их богатства возникают интеллектуальные и прочие соблазны. У бедняков (медный жертвенник) – по бедности. Тут и так все понятно. В любом случае, поскольку покрытие вторично относительно основы, не только сам жертвенник остается неоскверненным, но и покрытие очищается само собой.

Более того, по мнению мудрецов, сам жертвенник остается не оскверненным, в частности благодаря тому, что он облицован, что есть оболочка, принимающая на себя удар внешних сил и компенсирующая его. А наличие сущностного уровня гарантирует то, что в конечном итоге каждый еврей останется верен своему предназначению – безраздельному служению Творцу.

Вот-вот должен прийти Машиах. Прийти и восстановить Храм. Жертвенники – и каменный, и золотой – вернутся на положенные им места. Законы храмовой службы и храмовой утвари вернут себе былую актуальность. Законы ритуальной чистоты – тоже. Но ненадолго, поскольку Машиах, как известно, удалит дух нечистоты из мира. Да и вообще, все, о чем мы говорили, актуально только для наших времен, времен служения. А с приходом Машиаха наступит эра пожинания плодов. Будет о чем поговорить в другой раз.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 3, стр. 165-167.)