В недельной главе "Экев" о Всевышнем сказано: "Ибо Г-сподь, Б-г ваш, Он есть Сильный над сильными и Господин над господами, Б-г великий, могучий и грозный. Который не лицеприятствует и не берет мзды"1. И речь там, как свидетельствует контекст, идет о том, как Всевышний судит именно сынов Израиля. Поэтому сразу возникает непонимание.

То, что переводчики на русский переводят как "лицеприятствует"2, в данном контексте означает "попустительствует", т. е. речь об условном судье (том, кто имеет или присвоил право судить), который выносит условно (в случае со Всевышним – абсолютно) справедливый приговор, но вот наказание назначает явно заниженное. В силу тех или иных причин. "Мздоимство" же – оно мздоимство и есть: вынесение несправедливого, полностью или частично, оправдательного приговора в обмен на те или иные блага ("мзду").

Возвращаясь к лицеприятию. Одно из благословений, которым Всевышний заповедовал коэнам благословлять народ Израиля, говорится3: "Да лицеприятствует4 ("возносит лицо Свое") Г-сподь к тебе и даст тебе мир". Т. е. вообще-то сынам Израиля, единственным и любимым детям Всевышнего, гарантировано Его лицеприятствование5. Что же Тора имеет в виду, свидетельствуя о Всевышнем, что Он не лицеприятствует нам, если именно что лицеприятствует и это проговорено прямым текстом?

Как бы там ни было, раз так, то это заслуживает упоминания. И объяснения, но это уже отдельный разговор, сейчас речь о том, почему тема заслуживает упоминания. Потому что зачем Торе упоминать, что Всевышний не берет мзды, на первый взгляд, не понятно совершенно. А что, кто-то мог предположить, что Творец мироздания, которое принадлежит ему по праву Творения полностью и безраздельно, берет мзду? Или даже так: нам есть что ему предложить в качестве мзды? Не говоря уже о том, что мздоимство является прямым и даже неоднократно упоминаемым запретом Торы6, а, как известно, Всевышний не преступает того, что заповедал нам7.

Но, на самом деле, это все только на первый взгляд. Мидраш8, толкуя слова стиха: "Мзду из-за пазухи берет нечестивый, чтобы извратить пути правосудия"9, – говорит о том, что Всевышний берет с грешников мзду за спасение. Только раскаянием (тшувой), но берет. Правда, делает мидраш существеннейшую оговорку, только "пока врата раскаяния" – на этом свете (и до наступления эры Машиаха), на том – никакого мздоимства, ни в какой форме. Бункер. Как сказано: "Тогда не будет Он считаться ни с каким выкупом и не склонится на милость, сколько бы ты ни умножал даров"10.

И теперь к вопросу, "как может такое быть, что Всевышний берет мзду, которую Сам настрого запретил брать", добавляется вопрос: "А что такого особенного в раскаянии, что именно им Всевышний берет-таки мзду"? Должна же быть какая-то причина.

(И это не может быть пресловутое "глубина раскаяния смягчает тяжесть наказания" в техническом смысле: объем наказания обратно пропорционален степени раскаяния. Потому что речь идет не о человеческих законах, в которых все, в принципе, условно настолько, что уже и в школе детей учат, что "правосудие" не подразумевает никакой справедливости или хотя бы пропорциональности проступка наказанию, но только поддержание законности и правопорядка, какими бы они ни были. Поэтому в судах, судящих по людским законам, справедливость – не более чем приятный бонус в редких случаях. И то, насколько опасен преступник для общества в будущем и насколько он может быть полезен (или опасен), если его наказать – все это, без иронии, важнейшие факторы.

Б-жественный же суд и б-жественный закон справедливы абсолютной справедливостью. Ибо учитывают сущностные аспекты мироустройства, принципиально недоступные пониманию мирского суда11. И в случае такого-то проступка человеку полагается ровно такое-то наказание, которое прописано в Торе. И, если все идет как должно идти, именно это, прописанное в Торе наказание преступник и получает, как бы сильно и как бы искренне он ни раскаивался. По крайней мере, на этом свете и в суде, которым судят люди.)

В толковании "Цида ледерех" к комментарию Раши приводится мидраш, объясняющий разницу между мздой, "взяткой" Всевышнему изучением Торой и исполнением заповедей и мздой конвертируемым раскаянием так: раскаяние по своей сути имеет непосредственное отношение к прегрешению и очищает от него и искупает его. В отличие от других заповедей (включая заповедь изучать Тору), которые сами по себе.

Замечательно. Но тогда, с другой стороны: если раскаяние искупает прегрешения и очищает от них, то почему оно называется "мздой"? Какая же это мзда? А когда нанесший ущерб исправляет наделанное и выплачивает компенсацию – это тоже мзда? С какой стати? Мзда – это отмазаться и не исправиться.

На это можно попытаться ответить, что речь идет о раскаянии высшей пробы, совершенном раскаянии (т. н. "раскаянии из любви"), о котором наши мудрецы говорят12, что оно превращает прегрешения в заслуги. Вот это уже превращает раскаяние во мзду: одно дело исправить грех, искупить его – это из области возможного и вообразимого. Но превратить грех в заслугу – это уже перебор. Это уже выглядит как нечто прямо противоположное справедливости и правому суду: как может прегрешение становиться заслугой, т. е. основанием для награждения? И поэтому такое раскаяние называется "мздой", ибо из-за него Всевышний, так сказать, выносит постановление, противоречащее законам Торы.

Но такое объяснение сложно принять. Во-первых, это касается только высшего раскаяния, доступного считанным праведникам. Тора же обращается к каждому еврею и исходит из его реальных возможностей, т. е. говорит о чем-то общедоступном. Во-вторых, "превращение прегрешений в заслуги" не имеет прямого отношения к раскаянию. Это отдельная история. А у нас речь именно о раскаянии в грехах и искуплении грехов, "пока врата открыты".

Поэтому представляется более верным предположить, что, наоборот, мздой именуется вовсе не только совершенное, но абсолютно любое, самое обывательское, самое "на троечку" раскаяние (но, разумеется, как предписано законами Торы: твердое и искреннее решение впредь так не поступать, исповедь и просьба о прощении Небес13). Ибо несмотря на среднее качество, такое раскаяние, тем не менее, искупает совершенные грехи (не любой, конечно, тяжести, но абсолютное большинство) и полностью освобождает от ответственности за них на том свете. А это выглядит, конечно, как беззаконие. Так что раскаяние, являющееся в данном случае средством платежа, иначе чем мздой не назовешь.

И тем не менее, на самом деле такое мздоимство нарушением запрета Торы не является. Вот почему. О глубине раскаяния судит Всевышний, который, в отличие от земных судей, даже судящих по законам Торы, читает в людских сердцах. И в отличие от людей видит, как раскаяние влияет на души людей. А по воле Всевышнего, любое раскаяние, совершенное в соответствии с законами Торы, совершенно очищает, обновляет и переворачивает душу, как бы оно не выглядело со стороны и как бы легкомысленно к нему не относился сам человек. Всевышний судит по происходящему на сущностном уровне. Поэтому для нас воздаяние за некачественное, но формально кошерное раскаяние может казаться мздой, но Судье небесному – не кажется и таковым не является.

И, на первый взгляд, это то, о чем пишет Рамбам14: "Пути раскаяния таковы: раскаявшийся постоянно вопиет ко Всевышнему, слезно молит Его; раздает милостыню, насколько позволяет ему его достаток, и удаляется как можно дальше от соблазна, который ввел его в грех, и берет себе новое имя, как бы говоря этим: "Я – другой человек, не тот, кто грешил", – и изменяет все свои поступки к лучшему, и идет прямым путем, и покидает свой дом – ведь скитания искупают грех, ибо приучают человека к скромности и смирению".

Разумеется, и к этим словам Рамбама есть несколько вопросов. Во-первых, он, казалось бы, цитирует слова Талмуда15, но там упоминаются только четыре момента "смены личности": вопль ("исповедь"), благотворительность, смена имени и места проживания. Ни слова об "удалении от соблазна". Почему Рамбам находит нужным и возможным добавить этот аспект?

Во-вторых, тот же вопрос про "изменяет все свои поступки к лучшему, и идет прямым путем". Зачем Рамбам добавляет эти слова, которых нет в Талмуде? Тем более что совершенно очевидно, что пока человек не изменил свои поступки, раскаяние еще не завершено и говорить о следующем за ним прощении-очищении рано!

Ок, ответ на вопрос "откуда взял?" дать легко: очевидно, источник его постановления – не Талмуд, а мидраш16, в котором упоминаются и раскаяние в грехе (отдаление от соблазнов), и изменение поведения к лучшему ("добрые дела"). И четыре пункта, фигурирующие в Талмуде: молитва, благотворительность, смена имени и смена места проживания.

А предпочитает он мидраш Талмуду (что само по себе огромная редкость), чтобы как можно ярче подчеркнуть: раскаяние работает только тогда, когда приводит к полному изменению личности. А для этого необходимо как можно дальше отдалиться от прежнего зла, и начать творить добро, совершать добрые дела – "изменять все свои поступки к лучшему и идти прямым путем". Без этого даже благотворительность (насколько позволяет ему его достаток) и мольбы (постоянные и слезные) не помогут, не то что смена паспортных данных (хотя и они нужны, но для того, чтобы и памяти о прежнем греховоднике в мире не осталось). Короче говоря, преображение должно быть тотальным. И это, как мы уже сказали, минимальный уровень того, что имеет право называться заповеданным раскаянием, "на троечку".

Дело в том, что искупление прегрешения и прощение содеянного возможны двумя образами. Первый: трансформация объекта. Имеется в виду ситуация, когда раскаяние столь глубоко и возвышенно ("раскаяние из любви"), что удается исправить все последствия содеянного (и материальные, и духовные), так что не остается, за что прощать и за что наказывать. Второй: трансформация субъекта. Когда согрешивший раскаивается в такой мере, что становится другим человеком, так что не остается, кого прощать и за что прощать. Разница становится существенной в случае, если полностью исправить содеянное невозможно. Тогда единственное, что остается – это исправляться самому.

И возвращаясь к теме мзды. Законы раскаяния, о которых пишет в своем кодексе Рамбам и которые, безусловно, обязывают каждого еврея, это, по большей части, установления наших мудрецов. По закону Торы, для раскаяния достаточно помыслить о полном отказе от греха. Ибо раскаяние, как отдельное творение, создано так, что, запуская его механизм, помышляя о нем, человек запускает механизм полного обновления своей личности. И Всевышний в Своем всесилии и всеведении относится к этому запущенному процессу, как к завершившемуся. И поэтому, если глядеть на реальность Его глазами, то прощение прегрешения помыслившему о раскаянии (не говоря уже о совершившем раскаяние, как это предписывается законами раскаяния) ни в коей мере не является мздой17. Все по справедливости. Даже если, к сожалению, последствия прегрешения исправлены не полностью, а значит, и сам грех остается реальностью. "Висяком", которому придется дожидаться конца времен, когда исполнится пророчество об удалении духа нечистоты с земли, и аккордом исправления всего на свете, что только требует исправления. От неизлечимых прежде болезней, до травяного привкуса в морковном соке.

Вот-вот должен прийти Машиах. Есть известный пассаж в "Сефер Маариль", где объясняется, что, поскольку после прихода Машиаха возможность раскаяться исчезнет ("врата раскаяния закроются"), то с Небес задерживают его приход и наступление Избавления, пока каждый еврей хотя бы не помыслит о раскаянии, чтобы Всевышний получил мзду, которая позволила бы ему помиловать их, и в мире грядущем всех нас ждало бы только благо, в самом общепринятом смысле этого слова. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 34, стр. 59-66.)