"Коснувшийся мертвого тела всякого человека таме будет семь дней", Бемидбар, 19:11. По поводу ритуальной нечистоты (на святом языке она называется "тума" и ниже мы будем употреблять это еврейское слово, а также "таме" – "нечистый), источником которой является мертвое тело, сказано в классическом сборнике мидрашей "Ялкут Шимони": "Коснувшийся мертвого – таме, но сам мертвый – не таме. Коснувшийся мертвого – таме, но сын Шунамит – не таме. Сказано, что когда сын Шунамит умер, то все, кто были с ним в доме стали таме тумой, очищение от которой занимает семь дней. А когда сын Шунамит ожил, он был столь чист, что мог, не очищаясь дополнительно вкушать мясо животных, принесенных в жертву. Когда же те, кто стал таме из-за того, что находились с его телом под одной крышей, коснулись его, то сделали его таме. Это называется: то, что сделало тебя таме, меня таме не сделало, а ты сделал таме меня".

История про оживление умершего сына Шунамит рассказывается в книге Мелахим II (4). Само то, что сын Шунамит остался ритуально чистым, понятно: его тело, пока он был мертв, не было таме и не становилось таме, поэтому и ожив он таме не стал. Ведь исчез и источник тумы – труп. Но вот что непонятно: зачем вообще дважды повторять одно и то же? Уже из первой формулировки следует, что труп (тело сына Шунамит в частности) не таме: только соприкасающийся с трупом становится после этого таме, но сам труп не становится таме. А то, что тело живого, не осквернившегося ритуально человека не таме – самоочевидно. Вот, например, то, что после возвращения к жизни сын Шунамит перестает быть источником тумы – это не самоочевидно, это заслуживает упоминания. Но не упомянуто!

Рав Авраам Гамбург (автор одного из самых важных комментариев к "Шулхан Аруху" – "Маген Авраам"), в своем комментарии к "Ялкут Шимони" ("Зайт раанан") пишет, что тот факт, что сам труп не таме, будет иметь практическое значение, когда после прихода Машиаха сбудется пророчество Йермияу о долине иссохших костей и умершие оживут: они не будут нуждаться в кроплении водой с пеплом красной коровы. Ок. Но тогда получается, что так и есть: обе части толкования в "Ялкуте" говорят об одном: что тело умершего не таме и остается таковым и в случае оживления. Тогда зачем нужно обыгрывать это в двух разных формулировках?

Чтобы ответить на этот вопрос, нам понадобится вспомнить сказанное в самом конце талмудического трактата Нида, о том, как однажды жители Александрии (в Талмуде "жители Александрии" это аналог чукчей в советских анекдотах эпохи позднего застоя) задали рабби Йеошуа бен Хананья три вопроса. Является ли соляной столб, в который превратилась жена Лота, источником нечистоты? Ответил он им: мертвый делает таме, но соляной столб не делает таме. Является ли оживший сын Шунамит источником нечистоты? Ответил он им: мертвый делает таме, но живой не делает таме. Будут ли нуждаться в кроплении на третий и седьмой дни очищения те, кто оживут в конце времен? Ответил он им: когда оживут – умудрят нас. А есть предание, что он ответил: когда придет с ними Моше.

Есть известная аксиома: все споры, все разговоры, которые приводятся в Талмуде – заслуживают внимания и изучения. С кем бы они ни велись: с еретиками, александрийцами, римскими матронами – в них задавались серьезные, заслуживающие внимания вопросы и на них давались очень серьезные ответы (даже если они и выглядят издевательскими). Конечно, наши мудрецы были вынуждены вести и бессчетное множество пустых и вздорных споров с глупцами и неучами, но ни один из них в Талмуде не упоминается. Только заслуживающие внимания. Настолько, что и их изучение должно предваряться произнесением благословений на исполнение заповеди изучать Тору. Проще говоря, эти споры, казалось бы, ни о чем – часть Торы.

Особенно это заметно в случае вышеупомянутого разговора рабби Йеошуа бен Хананья с александрийцами: третий вопрос и вовсе остается без ответа, ответ на первый и второй требует подкрепления ссылкой на стих Пятикнижия, комментаторы Талмуда живо обсуждают и толкуют не только ответы рабби Йеошуа, но и вопросы его невежественных собеседников! Поэтому присмотримся к их разговору повнимательнее и зададимся несколькими вопросами.

Во-первых, зачем александрийцы задают вопрос о сыне Шунамит, после того, как уже получили ответ о соляном столпе ("мертвый делает таме, а все остальное – не делает)?

Во-вторых, почему вопрос задают о сыне Шунамит, а не о сыне Царефит (Мелахим I, 17)? Ведь история с сыном Царефит произошла раньше!

В-третьих, если рабби Йеошуа не знал ответа на третий вопрос, почему он не ответил просто "не знаю", как предписывается в "Пиркей авот" (5:7)? А если знал ответ, то почему не дал его?

В-четвертых, почему ответ на третий вопрос (по альтернативной версии) будет получен только после того, как вместе с ожившими придет Моше? Ведь, как правило, в подобном контексте ("узнаем, когда придет") упоминается пророк Элияу (вернувший к жизни сына Царефит)!

В-пятых, почему в альтернативной версии не упоминается, что "мы умудримся", когда "с ними" (с ожившими) придет Моше? А что тогда произойдет? Какие варианты?

В-шестых, почему уточняется, что Моше придет "с ними"? Разве он не будет одним из них?

В-седьмых, самое интригующее: почему вопрос в двух первых случаях – "делают ли таме", а в третьем "нуждаются ли в кроплении"? В чем разница?

Ключ к ответам на все эти вопросы в том, что труп еврея становится источником нечистоты ввиду двух обстоятельств: тело мертво (лишено витальности, душа его покинула) и мертво именно тело (скажем, если еврей, не дай Б-г, сгорел, то пепел не будет являться источником нечистоты).

Если тело не лишилось жизненности полностью или после того, как останки утратили форму, свидетельствующую об их происхождении (мы здесь не будем вдаваться в детали законов нечистоты останков и различия между разными их частями и состояниями), оно источником тумы не является. Еще или уже, не важно.

Теперь возникает вопрос: что произошло с женой Лота? Понятно, что превращение ее в соляной столб было чем-то сверхъестественным. Но чудеса бывают двух видов: аккордное (раз и человеческое тело уже не человеческое тело, а глыба соли, чудо свершилось) и продолженное (раз и человеческое тело превратилось в глыбу соли и остается ею, пока длится чудо; закончится чудо – тело вернется в прежнее состояние, может быть, даже живое). Какого рода чудо произошло с женой Лота? Она превратилась в соляной столб (и тогда прикосновение к нему не делает таме) или просто ее труп выглядит как соляной столб (и тогда, если это столб в форме женской фигуры, прикосновение к нему делает таме)?

Или даже так: необходимо ли, для того, чтобы служить источником тумы, наличие именно мертвого тела или это может быть любой материальный объект, служивший сосудом еврейской души, питавшей его жизненностью и лишившийся ее?

"Ответил он им: мертвый делает таме, но соляной столб не делает таме". Т. е. ответ: источником тумы является именно труп.

Лаконичностью и безоговорочностью своего ответа рабби Йеошуа четко дает понять, что не нужно умничать: источником тумы является труп. Нет трупа (общепринятом смысле слова: из плоти и крови) – нет тумы. А каким именно был механизм превращения живого тела в мертвое – в данном контексте не имеет значения. И заодно он щелкает александрийцев по носу: вы попали пальцем в небо – ваш вопрос хорош сам по себе, но задали вы его по дурости. Просто так совпало.

Итак, первый вопрос (про соляной столб) был связан с тем, что александрийцам было не очевидно, что превращение тела в соль обязательно означает, что тела больше нет и оно не передает туму. Второй вопрос (про сына Шунамит) касается не тела, но души: тело, лишившееся души и ставшее источником тумы, – перестает ли оно быть таковым, после ее возвращения?

И с этой точки зрения, пример оживления сына Шунамит гораздо интереснее примера сына Царефит. Потому что Элияу вернул мальчику его (мальчика) душу: "Б-же мой, прошу, да возвратится душа этого мальчика в него!" (17:21). В такой ситуации можно сказать, что смерти не было или она была не окончательной – душа оставалась связанной с телом и вернулась в него. И даже если связь прервалась, но вернулась та же душа – вернулся и прежний статус живого человека. Смерть отступила. А Элиша вдохнул в мальчика душу: "И поднялся, и лег на мальчика, и приложил уста свои к его устам и глаза свои к его глазам, и ладони свои к его ладоням, и простерся на нем. И потеплело тело мальчика" (4:34). Это уже полномасштабное оживление умершего. Подселение в тело новой души. В этом случае можно попробовать сказать, что тело "пережившее" смерть (вот это каламбур, за который не стыдно!), в полном смысле слова расставшееся с "оригинальной" душой, и после обретения новой остается "телом, лишившимся души", а следовательно – источником тумы.

"Ответил он им: мертвый делает таме, но живой не делает таме". Ожил? Ожил. Значит перестал быть источником тумы. И в этом случае, как и в предыдущем, все сомнения и все умничания не от избытка ума, а от нехватки знаний, от невежества. Ибо нет никакого основания для сомнений: если человек жив, то независимо ни от чего он не является источником трупной тумы.

А то, что сам труп не является таме – это было в те времена настолько общеизвестно, что и вопросов не вызывало даже у александрийцев. Вопрос был "делает таме или не делает таме". (А вот в "Ялкут Шимони", к которому мы еще вернемся с Б-жьей помощью, вопрос ставится: "Сын Шунамит таме или не таме?", а не "делает таме или не делает таме".)

После того, как были получены исчерпывающие ответы на два первых вопроса, александрийцы задали третий: будут ли ожившие нуждаться в очищении? Труп еврея при прикосновении к нему делает прикоснувшегося таме. Живой – не делает прикоснувшегося таме. Но при возвращении к жизни и (внимание!) восстановлении тела, не возникает ли ситуация, когда новые, живые ткани соприкасаются с мертвыми и в результате этого соприкосновения тума распространится на них и потребуется очищение? Это не утверждение – оживление может произойти и иначе, так что проблемы не возникнет – но если это будет так, что тогда? Короче говоря, если оживающий труп прикасается сам к себе, делает ли он сам себя таме? Живые и мертвые ткани своего тела?

Можно даже сказать так (и формулировка вопроса в Талмуде подтверждает такое прочтение): как будет выглядеть оживление "сухих костей"? На останки нарастет недостающее или все тело будет обновлено и сотворено заново?

Ответа на этот вопрос (а согласно постановлению Рамбама в "Мишне Тора", на все вопросы касательно того, что и как будет происходить после прихода Машиаха) мы не знаем. А в Торе, в частности, в талмудических обсуждениях, касающихся законов очищения от тумы сосудов (а ведь тело – сосуд души, так что параллель напрашивается сама собой), можно найти аргументы в пользу как одного, так и другого варианта.

Кроме того, в мидрашах есть большой и неразрешенный спор о том, будет ли оживление сопровождаться восстановлением тел на основе останков (разложившихся почти полностью – из легендарной неразрушимой кости луз) или же для душ усопших будут сотворены новые тела – совершенные, идеальные, даже не исключено, что без пупков. Понятно, что вновь созданные тела в очищении-кроплении нуждаться не будут, но вот восстановленные… И тут интрига также сохраняется по сей день: к единому мнению прийти не удалось.

Потому-то рабби Йеошуа бен Хананья ответил александрийцам: когда умершие оживут – тогда умудримся, увидев, что же произойдет. Раньше, судя по всему, не получится.

Теперь о втором варианте ответа рабби Йеошуа: "когда придет с ними Моше". Очень странный ответ. И на первый взгляд, совершенно непонятный. Что "когда придет"? С кем "с ними"? А действительно: с кем – с ними? Ведь очевидно же, что не со всеми ожившими (ведь это другой вариант ответа, а не продолжение первого!), а с какой-то определенной категорией. С какой именно?

Пойдем от обратного. Моше будет возвращен к жизни – это не вопрос. Вместе с теми, кто лежит рядом с ним (оставим сейчас в стороне мидраши про подземные перемещения праха праведников, порядок возвращения к жизни и т. д., будем проще). А кто лежит рядом с Моше? Не по соседству, конечно, но там же, где похоронен Моше – в синайской пустыне? Ну конечно поколение пустыни – поколение, главой которого Моше был и остался.

В Талмуде (Сангедрин, 110б) приводится спор между рабби Акивой и рабби Элиэзером относительно того, есть ли у поколения пустыни удел в мире грядущем. Но поскольку сказано, что у всех сынов Израиля есть доля в мире грядущем (см. Сангедрин, 90а), нужно сказать что рабби Акива имеет в виду не то, что совсем-совсем не будет, но что их тела полностью разложатся (включая косточку луз) и не будут восстановлены (хотя, в другом трактате, Бава Батра (73б), приводится свидетельство Рабы, который своими глазами видел тела павших в пустыне и те за тысячу с лишним лет вовсе не подвергались тлену и выглядели, "как уснувшие пьяным сном", что косвенно подтверждает правоту рабби Элиэзера).

Отвечая александрийцам, рабби Йеошуа не лезет в спор рабби Акивы и рабби Элиэзера, но предлагает выход из него: если бы не Моше, оставшийся с ними, евреи поколения пустыни удостоились бы удела в мире грядущем не в своих собственных, восстановленных телах, но в вновь созданных. Но благодаря Моше, который, безусловно, вернется в собственном теле, в собственных телах вернется и все его поколение. Рабби Акива прав в том, что сами они доли в мире грядущем (в собственных телах) лишились, но рабби Элиэзер прав по факту – вернутся.

Иными словами, на вопрос, "будут ли ожившие нуждаться в кроплении", рабби Йеошуа отвечает: "Да, поскольку с ними придет Моше".

И теперь становится понятным, о каких двух разных, кажущихся, на первый взгляд, одинаковыми, вещах говорится в "Ялкут Шимони": "Коснувшийся мертвого – таме, но сам мертвый – не таме" – это потому, что так сказано в Торе: "Коснувшийся мертвого тела всякого человека таме будет". "Коснувшийся мертвого – таме, но сын Шунамит – не таме" – по мнению мидраша (и в отличие от рабби Йеошуа бен Хананья), оживший не делает таме и самого себя, соприкасаясь со своим телом в момент оживления. Конечно, тут можно поиграться со смыслами: "коснувшийся мертвого тела всякого человека таме будет", в принципе, может означать "всякого – включая самого себя", но по-простому – это именно "любого другого", ибо общий порядок исполнения заповедей естественный, а оживление усопших – это сверхъестественное, по определению.

Что же касается сына Шунамит и подобных ему, умерших и оживших до того, как тело остыло (не говоря уже о дальнейших процессах разложения), в их случае, как уже упоминалось выше, речь не идет о возвращении той же души в прежнее тело, но о новой душе. Новая душа в новом для себя теле – это уже новое творение, которому не с чего быть таме. Не было никакого контакта живой материи с мертвой.

(То, что вопросы рабби Йеошуа бен Хананье задавали александрийцы, возможно, связано с тем, что александрийских евреев всегда мучило то, что они процветают несмотря на прямой запрет Торы возвращаться в Египет. Оправдывали они себя тем, что изначально-то их семьи перебрались в Александрию просто пересидеть тяжелые времена. И вот они надеялись, что, может, труп, превратившись в соль, остается трупом. Может, умерший, ожив, остается умершим? Может, они, александрийцы, обжившись, остаются беженцами, как какие-нибудь перманентные псевдо-палестинские псевдо-беженцы? Рабби Йеошуа старался как мог, но врать не хотел и не мог: доктор сказал в морг – значит в морг.)

Вот-вот должен прийти Машиах. И после его прихода достаточно скоро оживут умершие. Все ли они будут нуждаться в кроплении и очищении? О Торе сказано, что она оживляет, делает живыми (по крайней мере на духовном уровне) всех евреев, имеющих заслугу ее изучения. Как сказано (Ктубот, 111б): "Всякий пользующийся светом Торы – свет Торы оживляет его". Соответственно, есть все основания надеяться, что имеющие заслугу изучения Торы войдут в будущее человечество без заминки, не нуждаясь в очищении и не задерживаясь на него на целую неделю в прошлом. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот", т. 18, стр. 259-273.)