В первой части главы "Ахарэй" приводится необычайно детальное, по меркам Пятикнижия, описание порядка храмового служения в Йом-Кипур (День Искупления), главная, почти единственная роль в котором отводится первосвященнику. Но уж так устроена Тора, что чем больше подробностей описано в ее Письменной части, тем больше пояснений к ним должно быть в Устной.

Костяк письменной части Устной Торы – это Мишна. Законы Йом-Кипура в Мишне излагаются в трактате Йома. И там (7:4, в конце) приводится деталь, в Писании прямым текстом не упоминаемая: после того, как служение Йом-Кипура завершалось, первосвященник в заключительный, десятый раз "освящал [омывая] руки и ноги, снимал золоченое одеяние, ему приносили его собственные одежды, он надевал их и его сопровождали до его дома. И он устраивал для любящих его пир (дословно "праздник") в час, когда с миром выходил из Святая Святых". Это одна версия формулировки мишны. Другая: "И он устраивал пир для любящих, в честь того, что (дословно "за то, что") с миром вышел из Святая Святых".

Значит, версии о том, что так совпало, была допущена описка, усушка, магнитные бури и т. д. – отметаем сразу, как неорганизованные и, мягко говоря, не от большого ума выдвигаемые. ОТК еврейских текстов – это что-то особенного, ошибка исключена.

Версия про то, что вторая версия формулировки поясняет первую, чтобы кто-нибудь по ошибке не подумал, что первосвященник устраивал пир еще до окончания Йом-Кипура ("в час, когда с миром выходил"), конечно, имеет право на существование. Но очень убедительной, со всем уважением, ее, на первый взгляд, не назовешь. Хотя бы потому, что в Мишне каждое слово с некоторых пор нуждается в пояснении. Собственно, из-за этого и был составлен Талмуд – чтобы разъяснить сказанное в Мишне. Но альтернативного варианта каждой мишны для этого никто не создавал.

Судя по всему, разница между версиями связана с разницей в подходах: позитивном и негативном.

Тут стоит напомнить, что, как известно, кульминацией Йом-Кипура был момент, когда первосвященник входил в Святая Святых. Единственный раз на протяжении года. Это было невероятно волнительно. И проникновенно. А еще очень страшно. Потому что, если с первосвященником что-то, не дай Б-г, было не так – в самом широком смысле слова, не то чтобы он в тот момент что-то не так делал, хотя и такое случалось – то он умирал на месте довольно мучительной смертью. Т. е. заходить в Святая Святых было гораздо более стремно, чем почетно. Хотя почетно – дальше некуда.

Так вот, формулировка "устраивал пир для любящих, в честь того, что с миром вышел из Святая Святых", судя по всему – формулировка пессимистов, которые склонны бояться худшего, и поэтому упор у них на радость от того, что все обошлось. И эта история тут, на их взгляд, про стремно.

А, соответственно, "устраивал пир для любящих его, в час, когда с миром выходил из Святая [Святых]" – это оптимистическая история про почетно, доходно, душеспасительно и прочие блага, которых удостаивался в наступавшем году выживший первосвященник, его семья и весь народ Израиля.

(И сюда же можно добавить такую фишечку: если речь идет о благодарственной трапезе за избавление от опасности, аналоге благодарственной жертвы, то ее уместно устраивать в часы, когда совершаются жертвоприношения, т. е. днем, а не "в час, когда с миром выходил" – ночью на исходе Йом-Кипура. А если трапеза благодарственная за благо, а не за избежание зла, то чем раньше, тем лучше. И это дополнительно объясняло бы различие в формулировках. Правда, по факту, мы нигде не находим упоминания о том, что трапеза, о которой идет речь, устраивалась не сразу на исходе Йом-Кипура. Но момент заслуживает внимания.)

Рамбам, в "Мишне Тора"1, формулирует так: "Омывает руки и ноги, снимает золоченое одеяние и надевает собственные одежды и выходит домой, и весь народ сопровождает его до дома его. И он устраивал пир в честь того, что с миром вышел из Святая Святых".

Во-первых, требует объяснения, зачем Рамбам вообще упоминает этот момент в рамках законодательного кодекса. Точнее так: из того, что он упоминает этот момент в рамках законодательного кодекса ("Мишне Тора"), следует, что речь идет об обязанности, о предписании. А не просто о милой сложившейся традиции. Уже интересно.

Во-вторых, обращают на себя внимание отличия формулировки Рамбама от формулировки Мишны. Упомянем только несколько (на самом деле их гораздо больше, начиная с того, что в мишне используется прошедшее время2, а в "Мишне Тора" – настоящее): по мнению Рамбама, от Храма до дома первосвященника сопровождал весь народ (в мишне не уточняется кто именно его сопровождал), а трапезу он устраивал не для "любящих его", а для… а для кого? Очевидно, для всего народа. Иначе зачем бы тому сопровождать его, да?

Короче говоря, если судить по мишне, то пир ("йом тов"), который устраивал первосвященник на исходе Йом-Кипура, был мероприятием частным, для ближайшего круга. Келейным, как говаривали в старину. А Рамбам его превращает в массовое, публичное и чуть ли не общенациональное (с учетом то того, сколько еврейского народа приходило в Йом-Кипур в Иерусалим во времена Храма).

И получается интересная штука. С одной стороны, Рамбам постановляет, что первосвященник устраивал трапезу в честь события личного ("в честь того, что с миром вышел из Святая Святых" – лично он избежал смерти, не более того), но при этом трапеза в честь этого носила характер общественного мероприятия и радость была общенародной.

И вообще, все это приводится Рамбамом в законах Йом-Кипура, т. е. имеет отношение к Йом-Кипуру3. Выходит, по мнению Рамбама, то, что первосвященник удостоился выйти живым из Святая Святых, во-первых, является, в некотором смысле по крайней мере, частью храмового служения первосвященника в Йом-Кипур. А во-вторых, имело значение и касалось всего народа Израиля, представителем которого первосвященник выступал в тот день, вообще, и заходя в Святая Святых, в частности.

Чтобы объяснить, почему это так и как это работает (по мнению Рамбама), нам потребуется обратить внимание на еще одно отличие. В мишне сказано, что "он надевал их и его сопровождали до его дома", а Рамбам добавляет: "И надевает собственные одежды и выходит домой, и весь народ сопровождает его до дома его". Спрашивается: зачем Рамбам добавляет, что первосвященник "выходит домой"? А куда еще, если его сопровождают до дома? Куда еще он может идти на исходе Йом-Кипура? А с другой стороны, какая нам разница куда он идет: домой или не домой?

Очевидно, что это да имеет значение. И то, что из Храма первосвященник идет домой, является частью его храмового служения в Йом-Кипур. Обязательным элементом. Почему?

Видимо, потому, что служение первосвященника в Йом-Кипур каждый год начиналось с того, что он уходил из дома, расставался с женой и семьей и переселялся в специально для этого предназначенные апартаменты на территории храмового комплекса4. Для того, чтобы он мог подобающим образом подготовиться и т. д. И таким образом, начинающееся с того, что первосвященник покидает свой дом и отправляется в Храм в канун Йом-Кипура, естественным образом должно завершаться тем, что на исходе Йом-Кипура он возвращается домой.

А то, что, как подчеркивает Рамбам, первосвященник выходил на исходе Йом-Кипура из Храма именно, чтобы пойти домой, и то, что его сопровождал весь народ – все это для того, чтобы дать понять, что речь идет о действиях, являющихся частью храмового служения. А не чтобы показать, что первосвященник обязан быть окружен всенародным почетом и обожанием: многие первосвященники этого не заслуживали и были этого лишены.

И в свете этого понятно, что, поскольку возвращение первосвященника домой – это часть служения, то без нее все служение на протяжении всего Йом-Кипура лишено полноты и совершенства. Поэтому, хотя пир, по мнению Рамбама, первосвященник устраивал в честь личного события (что избежал смерти), в торжествах участвовал весь народ. Ибо то, что первосвященник с миром вернулся домой на исходе Йом-Кипура, означало, что Йом-Кипур завершился успешно для всего народа, представителем которого выступал первосвященник. Миссия завершена. Все наши грехи прощены и искуплены. Есть чему радоваться!

И есть еще несколько деталей, вносящих ясность в расклад. Например, то, что, с одной стороны, первосвященник в Йом-Кипур обязан быть женатым (у него должен быть свой дом и своя семья), но с другой стороны, как уже было упомянуто, за неделю до Йом-Кипура его забирали из дома и разлучали с женой. Потому что совершать служение в Храме в Йом-Кипур должно было частное лицо, но выступающее от имени всего народа и олицетворяющее весь народ. И так же козла5 отсылаемого к Азазелю, во искупления грехов всего народа, первосвященник приносил от имени всего народа Израиля. Но при этом каждый еврей удостаивался искупления грехов, только если лично он в грехах раскаивался. Вот такое парадоксальное, но от этого не менее гармоничное сочетание общественного и личного, Храма и дома, нужд семьи (наличие которой, поэтому, обязательное условие) и всего народа (ради нужд которого первосвященника разлучают с женой и удаляют из дома) и т. д.

В учении хасидизма объясняется, что эта двойственность связана с двойственность положения души, разрывающейся между естественным для нее стремлением вернуться к своему духовному источнику, символизируемому Святая Святых, и стремлением исполнить волю Творца, повелевающего душе оставаться в этом мире (символизируемому домом и семьей) и исполнять Его волю в нем. И поэтому полнота и совершенство служения достигается по возвращении первосвященника с миром домой на исходе Йом-Кипура6. А суть служения – в балансировании на этой грани.

Вот-вот должен прийти Машиах. Он отстроит, с Б-жьей помощью, Храм и возродит храмовую службу. И по Йом-Кипурам первосвященники вновь будут входить в Святая Святых. Правда, уже не боясь умереть, так что причина пиров, которые они будут закатывать на исходе праздника будет не той, о которой пишет Рамбам. Но торжества в честь его возвращения домой не будут от этого менее бурными. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 32, стр. 106-111.)