В главе "Микец" рассказывается о том, как братья Йосефа, отправившись в Египет за хлебушком, оказались во дворце и. о. фараона под следствием, прессингом, запугингом и вымогатингом. И тогда между братьями произошел следующий разговор: "И сказали они друг другу: "Однако, виновны мы за брата нашего, что видели беду его души, когда он умолял нас, и не слушали! Потому постигла нас эта беда". И отвечал Реувен им: "Ведь я говорил вам так: Не согрешите против ребенка! – но вы не слушали. И вот также за кровь его взыскивается"1. На первый взгляд, хештег "аявамговорил". Но как-то не похоже это на сыновей Яакова…

Ряд авторитетных комментаторов Пятикнижия ("Кли Якар", Сфорно, святой "Ор Ахаим" и т. д.), полагают, что дискутировалась вот какая штука: все братья (кроме Реувена, Йосефа и Биньямина, разумеется) по прежнему были абсолютно уверены, что Йосеф в свое время заслуживал высшей меры2. И поэтому раскаивались не в этом (с чего бы раскаиваться в том, что прав?) и даже не в том, что бросили его в яму, а затем продали. Но только в том, что не проявили милосердия и не прислушались к мольбам. Т. е. что были недостаточно милосердны. Были милосердны, но задним числом поняли, что нужно было быть еще милосерднее. Другого объяснения происходившему они найти не могли, ибо реально были кристально праведны. Так что больше было не за что. (В том, что прилетело не без причины, никто не сомневался3, ибо "все пути Его правосудны" 4.)

А Реувен им на это отвечал, что говорил же, что Иосеф – еще ребенок. А значит судить его, как взрослого, нельзя. Так что на самом деле братья виновны не только в жестокости, но и в покушении на убийство (что Небесами засчитывается как содеянное – "за кровь его взыскивается"). И тогда становится понятным тяжесть наказания – то, что они оказались в ситуации, чреватой гибелью. За жестокость столько не дают.

Спрашивается: зачем Реувен нагнетает? Ситуация уже сложилась так, как сложилась. Разве не продуктивнее думать о том, как выпутываться, а не о том, кто и насколько виноват? Братья и так уже винятся, зачем их добивать? По крайней мере в данный конкретный момент. Когда человеку плохо, его следует поддержать и утешить. А добивать – когда ему станет получше. А если серьезно, то, правда, странно это как-то: вести себя жестоко в ситуации, когда жестокости нужно наконец сказать "нет".

На первый взгляд, можно предположить, что Реувен не добивал, а помогал, подсказывал: братья, если придерживаться прямого смысла слов Писания, только признавали свою вину и справедливость ниспосланного Небесами. Реувен же напоминал им, что этого недостаточно и следует раскаяться5. И по полной программе6. И раз уж зашел такой разговор, он не мог не упомянуть, что раскаиваться, по его мнению, нужно по двум пунктам, а не по одному: неполное раскаяние не решает вопрос.

Главная проблема с этим в общем и целом прекрасным объяснением, в том, что оно никак не объясняет, зачем Реувену нужно было добавлять: "Ведь я говорил вам так… но вы не слушали"? Эти слова были призваны помочь братьям принять увещевания Реувена или усложнить им задачу? И вообще, как мог Реувен допустить хотя бы видимость того, что братья тут душу изливают, ответственность принимают, а он, пользуясь моментом, набивает себе цену, похваляясь правотой?

Разумеется, все было не так, как нам могло бы показаться. Братья Иосефа, несомненно, не ограничились признанием вины и справедливостью наказания, но искренне и полностью раскаялись в том, что считали своим прегрешением. Но этого было недостаточно, и Реувен им объяснил, в чем изъян и каким должно быть их раскаяние для того, чтобы возыметь эффект.

Чтобы лучше понять, о чем идет речь, следует вспомнить слова Рамбама, который, в пятой главе Законов раскаяния, т. е. уже после того, как кодифицирует значительную часть законов заповеди о раскаянии, формулирует фундаментальный постулат (имеющий статус законодательного постановления, обязательного к исполнению): "Человек обладает свободой воли. Пожелает он пойти по пути добра и быть праведником – ему дано это; пожелает пойти по пути зла и быть грешником – у него есть и такая возможность… А раз так (и нет никого, кто бы заставлял его, или решал за него, или влиял на выбор им одного из двух путей, – лишь он сам, по своему разумению, направляется по тому пути, который изберет) – преступник сам виноват в своей греховности, и потому ему подобает плакать и скорбеть о том, что сделал он со своей душою; поэтому сказано: "О чем будет скорбеть живой человек? Муж пусть скорбит о грехах своих"7 Об этом же говорится далее: "Обдумаем свои поступки, и исследуем их, и вернемся к Б‑гу"8".

Но возникает вопрос. "Мишне Тора" структурирована идеально, все на своих местах: продуманно и обоснованно. Свобода выбора – основа основ института исполнения заповедей в целом, как сам Рамбам пишет в предисловии. Почему же разговор о свободе выбора он заводит не где-то в самом начале Законов основ Торы, а в середине Законов раскаяния?

А дело в том, что существует сущностная связь между свободой выбора и раскаянием, заповедью о раскаянии. Что касается всей Торы, всех заповедей, то необходимость свободы выбора – техническая: без свободы выбора это уже не исполнение заповедей, а дерганье марионеток за ниточки, что не оставляет места для воздаяния и т. д. Но само механическое исполнение заповедей возможно и без свободы выбора! Всех, кроме заповеди о раскаянии. Поскольку раскаяние представляет собой правильную реализацию свободы выбора. И если человек не чувствует себя виноватым – потому что ни за что не отвечает, ибо от него ничего не зависит, ибо свободы выбора-то нет – то как же он может раскаяться?

А если копнуть глубже, то дело в том, что настоящим раскаянием является только добровольное раскаяние, к которому никто и ничто не принуждает (например, пугающие последствия прегрешения, типа обвинений "заместителя фараона" в немыслимых злоумышлениях, как в случае с братьями Йосефа). И это то, на что намекает Рамбам, говоря о свободе выбора именно в контексте законов раскаяния: дать понять, что раскаяние должно быть результатом свободного выбора. Без какого-либо принуждения. В частности, потому что один из критериев истинного раскаяния – это его бесповоротность (по крайней мере, по ощущению раскаивающегося на тот момент). Если же раскаяние вызвано конкретными обстоятельствами, то слишком велика вероятность того, что с исчезновением причины исчезнет и раскаяние.

Так вот, возвращаясь к нашим братьям Йосефа: они раскаялись (а не только признали вину) и без понукания Реувена. Но их раскаяние было обусловлено тем, что их прижало (и они это хорошо почувствовали: "Потому постигла нас эта беда"). Оно не было результатом свободного и независимого выбора. Грубо говоря, это выглядело, как раскаяние не в самом поступке, а в том, что навлекли на себя неприятности.

И именно на это обращает их внимание Реувен. В мидраше9 говорится, что Реувен раскаялся первым из сыновей Яакова, задолго до других и в нескольких поступках. Т. е. он был гораздо более опытным раскаивающемся, чем остальные, и поэтому мог наставлять и направлять в этом вопросе своих братьев. И объяснять им, что такое настоящее раскаяние и как оно достигается. Говоря: "Ведь я говорил вам так: Не согрешите против ребенка! – но вы не слушали. И вот также за кровь его взыскивается", – он имеет в виду: думайте не о том, в какой переплет попали, а о том, как и чем они согрешили. И раскаивайтесь не в том, что подставились, а из-за того, что согрешили. Только тогда раскаяние будет истинным. (И возможно это то, что заставляет его сказать: "И вот также за кровь его взыскивается", – в опровержение сказанного братьями: "Потому постигла нас эта беда". Братья думали, что нужно искать причину постигшего их, а Реувен объяснил, что это – только "также", а главное – искреннее и полное раскаяние в том, что согрешили. В принципе, без привязки к конкретным обстоятельствам, учет которых только осложняет и сужает процесс.)

А если углубиться еще немного, то из слов Рамбама: "Лишь он сам, по своему разумению, направляется по тому пути, который изберет… И об этом говорится далее: "Обдумаем свои поступки, и исследуем их, и вернемся к Б‑гу", – следует, что частью истинного раскаяния является осознание того факта, что прегрешение, требующее раскаяния, было совершено по собственному выбору и разумению согрешившего.

Дело в том, что так уж устроены люди, что до тех пор, пока у нас есть хоть какая-то возможность списать своих грехи, хотя бы малую их часть, хотя бы по касательной, на кого-то или что-то кроме себя, мы это сделаем. А значит, наше раскаяние будет неполным (в самом прямом и простом смысле слова: просто не за все раскаемся). Поэтому залогом полного и истинного раскаяния является полное и искреннее принятие полной ответственности за все совершенное. Именно так: принять ответственность. "Обдумаем свои поступки, и исследуем их, и вернемся к Б‑гу" – только обдумав и исследовав свои поступки (и признав свою ответственность), можно по-настоящему вернуться к Б-гу.

И это то, что говорит Реувен: "Ведь я говорил вам так: Не согрешите против ребенка! – но вы не слушали. И вот также за кровь его взыскивается" – вам, братья, следует не только раскаяться в совершении содеянного, но в первую очередь признать свою полную ответственность за совершенное (вы не слушали, когда вам говорили "не согрешите против ребенка").

В свете учения хасидизма связь между свободой выбора и раскаянием объясняется следующим образом. В начале пятой главы Законов раскаяния Рамбам пишет: "Человек обладает свободой воли. Пожелает он пойти по пути добра и быть праведником – ему дано это; пожелает пойти по пути зла и быть грешником – у него есть и такая возможность. Об этом сказано в Торе: "Вот человек стал как единственный из нас в познании добра и зла"10 – то есть человеческий род – единственный в мире, обладающий способностью самостоятельно, своим собственным разумом и сознанием познавать добро и зло и поступать, как он того пожелает, и никто не помешает ему творить добро или зло". И Алтер Ребе в "Ликутей Тора"11 объясняет, что это "подобие Б-гу" человека, наличие у него ничем не ограниченной свободы выбора, связано с наличием у него Б-жественной души – "части Б-га свыше полном смысле слова"12. Иначе говоря, не ограниченной является именно "частица" Б-га в душе каждого еврея.

И главное, в чем проявляется наличие свободы выбора – это в нашей способности к раскаянию: зачастую человек отдаляется, не про нас будь сказано, от Всевышнего настолько, что, с рациональной точки зрения (и тем более с точки зрения теории вероятности), нет никакой возможности, что они раскаются и вернутся ко Всевышнему и исполнению Его заповедей. Но, слава Б-гу, многие возвращаются, раскаиваются. Это дает о себе знать ничем (и уж точно не теорией вероятности) не ограниченная свобода выбора, которой в кои-то веки воспользовались правильно.

Вот-вот должен прийти Машиах. В Талмуде13 сказано, что во времена Машиаха не будет ни заслуг, ни провинностей и многие комментаторы Талмуда пишут, что из этого следует, что в те времена не будет и раскаяния. И Рамбан говорит14, что это связано с тем, что в те времена не будет свободы выбора, ибо природа людей изменится таким образом, что они будут хотеть и делать только угодное Б-гу. И у нас уже не возникает вопросов, какая связь между невозможностью раскаяния и отсутствием свободы выбора. Главное сейчас – полностью и безоговорочно раскаяться, еще до прихода Машиаха, чтобы не застрять, не дай Б-г, с неликвидом. Но он нас пускай не ждет, а уже приходит. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 30, стр. 198-203.)