В начале третьей главы законов праздничных приношений (хагига), совершаемых в Песах, Шавуот и Суккот, Рамбам пишет так: "Есть предписывающая заповедь собирать весь Израиль (мужчин, женщин и детей) и т. д. и зачитывать им, так чтобы они услышали, главы из Торы, побуждающие их к исполнению заповедей и укрепляющие их приверженность истинной вере, как сказано: "И заповедал им Моше так: "По прошествии семи лет, в назначенную пору года отпущения, в праздник Суккот. Когда придет весь Израиль предстать пред Г-сподом, Б-гом твоим... собери народ, мужчин и женщин, и малых детей... во вратах твоих". (Дварим, 31:10 и далее)"

Кто читал Рамбама (конкретно, его "Мишне Тора") тот знает, что там все четко структурировано. И в частности, в начале разговора о заповеди дается предельно краткое техническое описание. А вся лирика, если она вообще появляется – позже.

Спрашивается: почему тут, едва начав разговор, Рамбам сразу, в первом же пункте, заводит разговор о том, с какой целью собирается народ (что следует из того, по какому принципу выбирались отрывки для чтения и т. д.), и цитирует соответствующие стихи. Почему в данном случае (практически, уникальном) Рамбам не может подождать с этими подробностями, ну хотя бы до следующего пункта? Тем более, что Рамбам так и не уточняет в начале главы, какие именно отрывки положено читать во время заповеданных собраний, о которых идет речь. Так что он все равно возвращается к теме.

Как говорится, все более и более странно... Обратим внимание: в первом параграфе Рамбам не упоминает ни время, ни место исполнения заповеди. Что само по себе как раз нормально. Но зачем, спросим еще раз, лезть с объяснениями смысла заповеди прежде описания того, в чем она заключается и как исполняется. С учетом повторения и т. д. Совсем странно все это.

Ниже, в шестом параграфе (фактически в конце законов посвященных этой заповеди), Рамбам пишет: "Геры, которые на знают Тору обязаны подготовливать свои сердца и напрягать свой слух, чтобы внемлить в страхе и трепете и дрожа от ликования, как в день дарования Торы. И даже великие знатоки Торы, знающие ее всю, обязаны слушать это заповеданное чтение с особой сосредоточенностью. И тот, кому не слышно, должен сосредоточиться на содержании читаемого в сердце своем, ибо оно (это чтение) установлено Торой ради укрепления истинной веры и чтобы человек почувствовал себя так, как если бы он удостоился услышать заповеди непосредственно из уст Всевышнего. Ибо царь – посланник Г-спода, оглашающий слово Б-жье".

И тут также возникает похожий вопрос: к чему эти подробности? В конце концов, "Мишне Тора" – ѓалахический кодекс. Свод законов. Какое, спрашивается, законодательное значение имеет значительная часть содержания данного параграфа? Нам ведь уже было сказано в первом пункте, что заповедь касается всех. Всех – это всех. Естественно, включая и геров (прямым текстом упомянутых Писанием), и знатоков Торы. И велосипедистов. И даже египтологов. Всех.

Судя по всему, по мнению Рамбама, то, что исполнение заповеди "собери народ" приводит к укреплению веры, является не только целью, которую заповедь преследует (или результатом, который достигается посредством ее исполнения), но ее сутью. Т.е. неотторжимой частью. Иными словами, исполнение заповеди не ограничивается тем, что нужно собраться и слушать чтение. Необходимо (необходимо!) укрепиться в вере. Не укрепился – заповедь не исполнил!

Т.е. становятся понятными слова соответствующего стиха: "Собери народ, мужчин и женщин, и малых детей, и твоего гера, который во вратах твоих, чтобы они слушали и чтобы они изучали и боялись Г-спода, Б-га вашего, и соблюдали исполнить все слова Учения этого". "Слушали", "изучали", "боялись" и "соблюдали" – все это в одном стихе. Ибо все это – составляющие одной заповеди. И именно поэтому Рамбам упоминает укрепление веры уже в первом параграфе. Потому что, в отличие от места и времени и прочих технических параметров исполнения заповеди, этот момент – сущностный. Без его упоминания определение заповеди осталось бы неполным,

И это то, о чем Рамбам распространяется в шестом параграфе. Если бы укрепление истинной веры было только результатом подобающего исполнения заповеди, то не было бы места требовать этого от всех. Максимум – только от нуждающихся в чем-то подобном, "колеблющихся в вере" и т. п. Но речь идет не о результате, а о том, что заповедано делать: заповедано укрепляться в вере. Поэтому все: от гера, незнакомого толком с Торой, до величайших знатоков Торы – обязаны настроить сердца на надлежащий лад и сосредоточиться на смысле читаемого. Ибо заповедь включает в себя обязанность не только собраться и слушать чтение, но и всемерно настраиваться на укрепление в истинной вере.

Итак, укрепление веры упоминается в первом параграфе главы, посвященной заповеди ѓакѓель ("собери народ"), потому что является частью определения этой заповеди. Подобно тому, как, скажем, частью заповеди молиться является обязанность взывать ко Всевышнему. И потому Рамбам упоминает этот момент уже во втором параграфе первой главы законов молитвы. Ибо речь идет не о побочном моменте, а об определяющем. Без которого молитва не молитва.

И этим заповедь о молитве (и заповедь ѓакѓель) принципиально отличаются не только от заповедей, которые, в принципе, не требуют какого-то особого намерения, но и от тех, которые намерения требуют. Почти все заповеди, даже если и требуют, изначально, определенного намерения при исполнении, при его отсутствии, "задним числом", все равно засчитываются. А вот в случае с молитвой, отсутствие соответствующего намерения лишает смысла все мероприятие. Ибо мероприятие перестает быть молитвой. И та же история с ѓакѓель: если собраться и послушать чтение, но не настроиться на укрепление веры – заповедь не будет неполной. Её вообще не будет!

В свете вышесказанного становится понятным почему заповедь ѓакѓель, формально будучи ограниченной целым рядом условий, по сути является вневременной. Вечной.

Вообще-то, в некотором смысле, это верно применительно ко всем заповедям Торы. В том смысле, что у каждой из них есть материальный и духовный аспекты. И те или иные ограничения, если они есть, касаются только материальных. В духовном же плане (на уровне мысли и речи, говоря языком хасидизма) их нет.

Мы уже упоминали заповедь молиться. Как известно, помимо прочего, молитвы установлены в качестве "замены" жертвоприношениям. Жертвы (в прямом и буквальном смысле слова) приносятся только во времена, когда Храм стоит на своем месте и там идет служба, в соответствии с предписаниями Торы. Только коэнами и т. д. Это на уровне действия. А на уровне речи они исполняются везде, всегда и всеми евреями, которые изучают законы жертвоприношений. А на уровне мысли – всегда и везде, когда любой еврей молится, взывая ко Всевышнему от всего сердца.

То же самое, скажем, с заповедью о шмите (последнем годе семилетнего цикла, когда земля отдыхает, и ее запрещено обрабатывать). На уровне действия она исполняется, по закону Торы, только во времена, когда есть Храм, когда народ живет по своим уделам и т. д. А на уровне речи – всякий раз, когда еврей учит законы шмиты. А на уровне мысли – всякий раз, когда еврей вспоминает о том очевидном обстоятельстве, что весь мир принадлежит Творцу.

И т. д. – можно пройтись по всем заповедям.

Но. Во всех этих случаях, неограниченность духовных аспектов заповеди касается только некоторых конкретных моментов. Не самой сути заповеди. Жертвоприношения, от изучения законов жертвоприношений не совершаются. И даже цицит от изучения законов цицит не сплетаются. А вот при изучении (вдумчивом) текстов, связанных с заповедью ѓакѓель, при организации собраний, происходящее на которых приводят к укреплению в истинной вере – это исполнение самой заповеди ѓакѓель. Пусть, по техническим причинам, и не во всей полноте. Но укрепление веры – это самое оно. Непосредственно ѓакѓель.

Как известно из наших святых книг, слова: "И дни эти памятны и отмечаемы" (Эстер, 9:28) – означают, помимо прочего, что если в годовщину некоего события оно упоминается как подобает, то это приводит к тому, что оно "отмечается", т. е. оказывает воздействие (по крайней мере на духовном уровне) подобное тому, что было оказано в самый первый, отправной раз.

Поэтому, когда в наше время, в дни, когда во времена Храма весь народ Израиля (мужчины, женщины и дети и т. д.) собирался на Храмовой горе в Иерусалиме, чтобы исполнить заповедь ѓакѓель, евреи собираются в дни праздника Суккот для того, чтобы "они слушали и чтобы они изучали и боялись Г-спода, Б-га вашего, и соблюдали исполнить все слова Учения этого", это оказывает свое заповеданное воздействие и ведет к укреплению истинной веры. По мере глубины настроенности каждого из участников.

А неучастие в подобных мероприятиях... ну оно и есть отсутствие. Ничего хорошего. Мягко говоря.

Вот-вот должен прийти Машиах. И все станет на свои места. И Храм. И помост во дворе Храма, с которого царь будет читать соответствующие главы Торы. И это конечно – замечательно. Но приятно будет вспомнить те времена, когда мы, квартирники, устраивали ѓакѓельные собрания. Откуда знаю? Судя по тому, с каким великим удовольствием сегодня и в Израиле вспоминаются собственные попытки жить по-еврейски в заднице умирающей большевистской империи. А там-то контраст будет еще разительнее!

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 34, стр. 211-216.)