В 1970 году мы – я и моя жена Хана – отправились во Флориду в качестве посланников Ребе в Майами Бич. Ребе осыпал нас благословениями и добавил на идиш: "Их фор мит айх" – "Я еду с вами". И в течение всех сорока лет нашей работы во Флориде мы всегда чувствовали присутствие Ребе.

Когда я начинал, я был молод, горяч, полон энтузиазма и рвался вернуть всех евреев к еврейству. Например, покупая машину, я подружился с агентом по продаже и затем уговорил его директора дать мне возможность рассказать что-нибудь из Торы и помочь надеть тфилин всем евреям, которые работали в его агенстве.

Мы оба – и Хана, и я – постоянно помнили о нашей миссии, так что по дороге домой из синагоги мы обязательно заговаривали с каждым встречным евреем. Однажды мы разговорились с молодой еврейской девушкой, и она согласилась прийти к нам на субботнюю трапезу.

Потом мы пригласили ее еще раз и еще, и постепенно она начала проявлять все больший интерес к еврейству. Она стала ходить с нами в синагогу, соблюдать субботу, а также и другие заповеди. Со временем, когда мы уже познакомились более близко, она рассказала нам, что ее родители в разводе и ее мать в настоящее время живет с кем-то другим.

В то время я регулярно писал Ребе отчеты о своей деятельности и в одном из писем упомянул эту девушку и ее родителей. В ответном письме Ребе дал мне указание проследить за тем, чтобы мать девушки получила еврейский развод по всем правилам, если она хочет жить с кем-то еще. Я немедленно обратился к девушке, и мы попытались связаться с ее матерью, которая в то время путешествовала где-то по Индии. Мы не могли ее найти, я закрутился с другими делами и позабыл обо всей этой истории.

Прошел год. Мы с Ханой получили возможность лично встретиться с Ребе в его кабинете и получить его благословения. Мы были очень горды и счастливы, так как наша миссия выглядела очень успешной, и мы хотели поделиться нашей радостью с Ребе. Готовясь к встрече, я составил обзор всей нашей деятельности и важнейших достижений в течение года и добавил в конце просьбу о благословении.

В столе Ребе имелась выдвижная полка, которую он использовал для чтения писем. У него была своя система скорочтения, и, пробегая глазами строчки с огромной скоростью, он маленьким карандашом делал пометки в тех местах, которые хотел прокомментировать.

Пока он читал, я стоял рядом с женой с чувством не то чтобы самодовольства, поскольку, находясь в присутствии Ребе, испытываешь слишком сильные для этого эмоции, но, скажем, с ощущением внутреннего удовлетворения по поводу хорошего исполнения своей задачи. И тут Ребе поднял голову и спросил: "А как насчет той молодой девушки и ее матери?"

Вначале я даже не понял, о ком идет речь, а затем задрожал, когда сообразил, кого Ребе имеет в виду, и вспомнил, что так и не ответил ему и не выполнил его указаний.

Я испытал чудовищный стыд. Эта девушка, ее мать выскользнули у нас из памяти, затерялись в текучке. Я забыл, а Ребе, который нес тяжесть всего мира на своих плечах, у которого были тысячи таких, как я, посланников по всему земному шару, с тысячами проблем – медицинских, деловых, личных, – Ребе не забыл!

Я не мог дождаться, когда мы покинем кабинет Ребе, до того мне было стыдно. Позже жена рассказала мне – сам я больше уже ничего не слышал – что Ребе дал нам множество благословений. Едва выйдя из кабинета Ребе, я бросился к телефону, связался с нужными людьми и в двадцать четыре часа нашел мать девушки. И я добился того, чтобы она получила еврейский развод.

Но для того, чтобы меня расшевелить, чтобы заставить меня почувствовать, что значит заботиться о другом бескорыстно и безусловно, понадобился Ребе. Он никогда не встречался ни с той девушкой, ни с ее матерью, он только слышал о них от меня, но он беспокоился о них, потому что они для него были, как собственные дети. Тот, у кого есть пятнадцать детей, знает каждого из них так же, как тот, у кого только один ребенок, потому что это его дети.

Вот так же сильно и глубоко Ребе переживал за каждого еврея.

Перевод Якова Ханина