В недельной главе “Тецаве” приводится весьма детальное описание первосвященнического одеяния, всех его элементов. И когда речь заходит о балахоне1, который поддевается под эфод, особое внимание (целый стих2 !) уделяется его вороту: “И будет его ворот внутрь него, кайма будет у его отверстия вокруг работы тканой, как ворот кольчуги будет у него, не порвется”. И Раши, объясняя смысл слов “не порвется”, пишет: “Чтобы не было разорвано, не рвалось; а тот, кто его разорвет, нарушит запрет, ибо это входит в число запретительных заповедей Торы. И так же “не сдвинется наперсник”3 [– также запрет], и так же “не должны отниматься от него”4, как сказано о шестах ковчега”.

На первый взгляд, Раши противоречит сам себе: он начинает своей комментарий с объяснения, что слова “не порвется” следует понимать в данном случае в значении “чтобы не разорвалось”, т. е. что речь идет о практическом, чтобы не сказать “бытовом”, соображении. О лайфхаке. Объяснение причины, по которой выше в стихе дается повеление сделать кайму на вороте, не более того. Но затем Раши вдруг объясняет, что эти слова представляют собой самостоятельную заповедь. А вовсе не объяснение смысла другой заповеди. Противоречие!

Это тем более странно с учетом того, что в Талмуде5 приводится следующее обсуждение той же темы: “Сказал Рахва от имени рабби Йеуды: “Порвавший коэнские одеяния подвергается [заповеданной] порке плетьми”, ибо сказано “дабы не рвалось”. Возразил ему рав Аха бар Яаков: “А может так повелела Тора: “Сделай кайму, чтобы не порвался ворот?”. Ответил ему Рахва: “Разве сказано “чтобы не порвался”?” Из этого следует, что объяснение слов “не порвется” в значении “чтобы не порвалось” исключает их толкование в значении заповеди “не порви”. И наоборот. Как же Раши приводит сразу оба в одном предложении?6

При этом из того, что Раши тут же добавляет: “Ибо это входит в число запретительных заповедей Торы”, – следует, что он находит нужным объяснить (а затем и доказать на дополнительных примерах), что в данном случае, речь идет именно о заповеди, несмотря на то, что сформулирована она (и объяснена Раши в начале его комментария) как объяснение смысла указания, данного выше.

Спрашивается: комментарий Раши посвящен толкованию прямого смысла Писания, так что же в нем обязывает Раши утверждать, что слова “не порвется” в данном случае представляют собой повеление? Причем не просто повеление, которых в Пятикнижие множество, а одну из шестисот тринадцати заповедей.

Кстати, тот же вопрос верен применительно к двум примерам, которые приводит Раши в доказательство правоты своих слов: “не сдвинется наперсник” и “не должны отниматься от него”. В чем доказательство? Что доказывает, что это повеления, а не объяснения смыслов повелений?

Это – не говоря уже о том, что, комментируя цитируемые тут слова стихов, Раши не истолковывает их ни как заповеди, ни как объяснения других заповедей. Что, согласитесь, странновато: чем эти случаи очевиднее того, который объясняется на их примере? Если слова “не порвется” требуют объяснения, повеление они или объяснение, то и “не сдвинется”, и “не должны отниматься” тоже. А если “не сдвинется” и “не должны отниматься” в объяснении не нуждаются, то и “не порвется” не должен нуждаться.

Классические толкователи Раши (в частности, Сифтей Хахамим) объясняют все вышеупомянутое просто и элегантно. Да, во всех трех упомянутых случаях речь, согласно прямому смыслу Писания, идет именно об объяснениях смысла соседствующих заповедей. Но если бы этим все ограничивалось, то было бы добавлено волшебное слово “чтобы”: “чтобы не порвалось”, “чтобы не сдвинулся”, “чтобы не отнялся”. То, что этого слова нет (в оригинале это вообще одна буква префикса), заставляет Раши утверждать, что речь идет об использовании слов в двойном значении: и как объяснения логики других заповедей, и в качестве формулировок самостоятельных заповедей.

Очень красивое объяснение. Но остается вопрос: почему Раши объясняет все это только здесь, а не в комментариях к значительно предшествующим стихам “не сдвинется наперсник” и “не должны отниматься от него”? Ведь, как известно, Раши дает ответ, если тот у него есть, как только возникает вопрос, касающийся прямого смысла Писания. Не раньше и не позже. А тут, если принять шикарное во всех остальных отношениях объяснение Сифтей Хахамим, получается сильно позже! А поскольку у Раши не бывает “позже”, нам не остается ничего, кроме как признать, что в двух первых, не откомментированных им случаях, речь идет о простых заповедях, без никаких сопутствующих объяснений других повелений. Как свидетельствует отсутствие в тексте союза “чтобы”. Соответственно, Раши и не нужно было там ничего комментировать.

Конечно, нельзя не заметить, что сказано не “не сдвинь” и “не отними”, а “не сдвинется” и “не будет отниматься”, как если бы заповеди были обращены не к людям, а к наперснику и шестам. Но это уже придирки. Понятно, что эти формулировки могут быть истолкованы в том смысле, что заповедь обязывает человека заботиться о том, чтобы упоминаемое в заповеди не произошло. Не обязательно каким-то конкретным образом. А не только не совершать конкретные запретные действия.

Это в двух других упомянутых Раши в качестве примеров случаях. “Не порвется” же написано в оригинале так, что вполне может быть принято именно за “объяснение”. Потому, объясняет Раши, что оно и является объяснением (“чтобы не было разорвано, не рвалось”). Но не только, а помимо того, что является еще и самостоятельной заповедью не рвать коэнские одеяния. Но в таком случае возникает другой вопрос: заповедь (одна из шестисот тринадцати!) – дело серьезное. Слишком серьезное, чтобы сообщать о ней только намеком (отсутствием слова “чтобы”). Почему она не дана прямым текстом и недвусмысленно?

Отвечая на этот вопрос, Раши и пишет: “Ибо это входит в число запретительных заповедей Торы”. А не просто “ибо это – запрет Торы”. Т. е. речь идет не о даровании запрета (очевидно, он уже был упомянут в тексте ранее), но только о его упоминании с тем, чтобы причислить его к своду шестисот тринадцати заповедей. Поэтому, с одной стороны, оно упоминается тут в качестве заповеди-запрета, но, с другой стороны, только намеком. В подобном случае этого достаточно.

Ок, а откуда же уже известно о запрете разрывать коэнские одеяния? Это совсем просто. Прямо в начале главы сказано7 : “И сделай священные одеяния Аарону, твоему брату, для славы и для великолепия”. Понятно, что одеяния, которые носятся “для славы и для великолепия” не должны быть рваниной, тут и объяснять нечего8. Просто тут запрет вытекает из позитивного повеления. Поэтому ниже Писание повторяет его уже в форме именно запрета, пусть и слегка завуалированного.

На это можно попробовать возразить, что в Торе есть масса примеров заповедей-запретов, которые на разные лады повторяются в тексте Пятикнижия для того, чтобы нарушивший их был виновен в нарушении нескольких (идентичных по сути) заповедей и нес соответствующее наказание (кратное числу заповедей). Но во всех этих случаях заповедь формулируется прямо. Почему же в рассматриваемом нами случае запрет упоминается лишь намеком?

И на это Раши отвечает тем, что добавляет: “Ибо это входит в число запретительных заповедей Торы”. Одно дело, когда заповеди упоминаются многократно для того, чтобы умножить их число (указывая этим на их тяжесть), как было объяснено выше, в таком случае следует, действительно, их упоминать прямым текстом, но в нашем случае упоминание нужно только для того, чтобы было что включать в число шестисот тринадцати. В этом случае достаточно упоминания даже намеком, лишь бы это был намек в форме, похожей на запрет (“не порвется”). Ведь цель здесь чисто техническая. Так что впечатление (прямым упоминанием, долженствующим свидетельствовать о строгости запрета) ни на кого производить не нужно. Просто “ввести” запрет в число запретительных заповедей Торы, упомянув его отдельно.

(Кстати, таким образом становится понятным, почему Раши не цитирует слова Талмуда о упоминаемом там наказании за нарушение запрета рвать коэнскую одежду. Раши важно подчеркнуть, что строгость запрета тут ни причем, а причем только включение запрета в число шестисот тринадцати заповедей.)

Но все еще непонятно: почему именно тут запрет дается в такой странной форме: упоминается только для того, чтобы дать формальную возможность включить его в число заповедей? Ответ Раши: да не только тут! Есть еще несколько примеров. Про наперсник сказано “не сдвинется”, хотя выше в том же стихе уже сказано: “И скрепят наперсник, … чтобы ему быть на поясе эфода” (и Раши там поясняет: “Чтобы наперсник плотно прилегал к поясу эфода”), – очевидно только чтобы включить этот запрет в число заповедей. И также про шесты сказано: “В кольцах ковчега будут шесты”, – что подразумевает, что они не должны отниматься от ковчега, а затем сказано “не должны отниматься от него”, чтобы была возможность включить запрет в число шестисот тринадцати заповедей.

Общее между тремя запретами – то, что все они касаются храмовой утвари и коэнских одеяний. Из чего следует, что Торе важно преумножить число формальных запретов в этой сфере (но не число запретов, налагаемых на каждое конкретное запрещенное действие). Очевидно, чтобы подчеркнуть святость всего, что связано с храмовой службой (но не тяжесть нарушений).

И вот еще что интересно. Рамбам постановляет: “Тот, кто разрывает ворот меиля, подлежит наказанию плетьми, как сказано: “Не порвется…” Это относится ко всем коэнским одеяниям. Тот, кто рвет их с разрушительным намерением, подлежит порке плетьми”. Очевидно, по мнению Рамбама, существует принципиальная разница между воротом меиля первосвященника (за разрыв ворот которого нарушителя подвергают порке, независимо от обстоятельств) и прочими коэнскими одеяниями (за разрыв которых нарушителя подвергают порке, только если он сделал это злонамеренно9 ). А судя по тому, что пишет Раши (о том, что “не порвется” сказано только, чтобы включить запрет в число заповедей), по его мнению, порке подлежит всякий порвавший любую часть любого коэнского одеяния. Ибо если Тора специально вводит дополнительный запрет, то, очевидно, он будет максимально широким, а не предельно узким. Иначе это противоречило бы объясненной выше логике введения этого запрета.

Вот-вот должен прийти Машиах. Который восстановит Храм и возобновит храмовую службу. Включая, разумеется, и коэнские и первосвященнические одеяния. Для славы и великолепия Б-жественного присутствия, которым преисполнится в результате весь мир, как постановляет Рамбам10 : “В это время не будет ни голода, ни войны, ни зависти, ни соперничества, потому что благо будет в изобилии и все хорошее будет доступно, как песок. И весь мир будет желать только одного: познать Б-га. Поэтому все евреи будут великими мудрецами, и будут знать тайные и глубокие вещи, и постигнут замыслы своего Творца в той мере, в какой только может человеческий разум это постичь, как сказано: “Потому что наполнится земля знанием о Боге, как полно водою море”11 “. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 16, стр. 349-355.)