Пережив множество жестоких страданий, спасаясь от рук нацистов, в 5704 (1944) году рабби Аарон Рокеах, четвертый Белзский ребе, прибыл на Святую землю. Множество явных и открытых чудес сопровождали его бегство из охваченной войной Европы. Здесь, на Святой земле, он наконец был свободен и мог посвятить себя служению Всевышнему, как в былые времена, в святости и с полной самоотдачей.

Ему купили дом в Тель-Авиве, но там нужно было сделать ремонт, а ребе тем временем оставался в Иерусалиме, где большие семьи чаще всего жили в двухкомнатных квартирах с одним туалетом на две квартиры. В течение двух недель ребе пытался найти более удобное место для проживания. Наконец, ему сказали, что есть одна хабадская пара, которая живет в четырехкомнатной квартире. Этой парой были Шнеур-Залман Ашкенази и его жена Кейла. Когда Шнеур-Залман решил поселиться на Святой земле, его зажиточный сын Йеошуа приехал в Иерусалим, чтобы подыскать ему жилище, и, желая создать для своего отца более приличные условия, купил две квартиры с совместным туалетом и соединил их в одну.

Белзские хасиды обратились к Шнеуру-Залману с просьбой предоставить ребе место для жилья.

– Сколько комнат ему нужно? – спросил Шнеур-Залман.

– Три, – ответили хасиды. – Одна – для молитв, вторая – где спать, третья – принимать посетителей.

Шнеур-Залман и его жена согласились и в течение семи недель, пока ребе оставался у них, они довольствовались одной комнатой. Шнеур-Залман обеспечивал ребе едой, оплачивая все из своего кармана, включая и еду для его помощников, а сам следовал своему обычному расписанию, практически не пересекался со своим гостем и не обращал внимания на все, что происходило в остальных трех комнатах. Ребе был очень рад этому: он не любил выставлять напоказ свою личную жизнь.

11 Нисана дом Белзского ребе в Тель-Авиве был готов. Перед отъездом ребе поблагодарил хозяина квартиры, заметив: "Уезжать отсюда трудно, ибо я чую в этом доме страх перед Всевышним".

Шнеур-Залман упомянул своего сына Меира, рава в Шанхае, где собралось множество еврейских беженцев, спасавшихся от войны. Из-за войны отец и сын не имели никакой связи уже в течение нескольких лет.

– Увижу ли я его? – со слезами воскликнул Шнеур-Залман и попросил Белзского ребе дать благословение его сыну. Ребе взглянул на него и ответил:

– Когда твой сын приедет в Страну Израиля, путь придет ко мне повидаться.

Более ясного обещания и желать не приходилось.

В 5710 (1949) году рав Меир Ашкенази наконец прибыл из Шанхая. Годы скитаний и страданий тяжело сказались на нем. Он перенес инсульт, и здоровье его оставляло желать лучшего. Во время радостной встречи с отцом он узнал о благословении Белзского ребе, который хотел его повидать. Рав Меир немедленно отправился в Тель-Авив. Его сын, мой тесть Моше Ашкенази, который жил в Тель-Авиве, сопровождал его к дому ребе. Пока белзские хасиды ждали снаружи со своими "квитлах" – традиционными записками, с которыми идут к ребе, отметив в них свои просьбы, – рава Меира провели прямо к ребе, как какую-нибудь важную персону.

Ребе тепло поприветствовал его, а затем спросил: "Может быть, тебе нужно благословение?"

Рав Меир кивнул. Он показал на свой глаз, который пострадал от инсульта, и сказал, что ситуация ухудшается. Ребе подошел к нему и медленно произнес: "Ты станешь здоров, если выполнишь три условия. Первое: ты не должен есть молочную пищу. Второе: Ты не должен слушать музыку". И, сделав паузу, ребе добавил: "Третье: ты не должен посещать могилы праведников".

Вскоре после этой аудиенции в Нью-Йорке вернул свою святую душу Создателю Ребе Раяц, шестой Любавичский Ребе рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон. В течение многих лет рав Меир был верным хасидом Ребе Раяца и испытывал глубокую привязанность к своему учителю. Ребе Раяц лично устроил брак одному из детей рава Меира, поэтому он переживал эту потерю очень сильно.

Тем не менее, услышав о зяте Ребе Раяца, Менахеме-Мендле Шнеерсоне, рав Меир объявил старым хасидам: "У нас есть Ребе!" И по окончании тридцати дней траура по Ребе Раяцу он решил отправиться в Нью-Йорк. В кабинет зятя Ребе, который в то время еще не принял на себя руководство Хабадом, рав Меир входил с традиционным "пидьон-нефеш". "Пидьон-нефеш" буквально означает "искупление души". Так в Хабаде называют квитлах. Будущий Ребе взглянул на записку и отказался взять ее. Он полагал, что только Ребе может брать у хасида пидьон-нефеш.

– Отправляйся со своим пидьон-нефеш на Оэль – место упокоения моего святого тестя, – сказал он раву Меиру.

– О, нет! – с ужасом воскликнул рав Меир. – Я не могу.

И он рассказал о своем визите к Белзскому ребе и о трех запретах.

Ребе кивнул.

– Если Белзский ребе сказал тебе не ходить на могилы праведников, ты действительно не можешь пойти.

И затем Ребе сурово добавил:

– Но он не твой Ребе. И почему ты не спросил его, в чем причина такого указания?

Со вздохом Ребе надел пиджак, протянул руку и взял пидьон-нефеш. Попрощавшись с гостем, он принял еще несколько посетителей, каждый из которых давал ему пидьон-нефеш. И если до этого момента Ребе отказывался их брать и направлял всех на место упокоения своего тестя, теперь он стал брать эти просьбы о благословении.

И все это началось с просьбы Белзского ребе 11 Нисана 5704 (1944) года.