Работая в Нью-Йорке в североамериканском отделении Сохнута в качестве директора отдела еврейского религиозного образования и культуры, я часто приходил в штаб-квартиру Хабада, чтобы принять участие в фарбренгенах – хасидских застольях – с Ребе. Каждый раз меня и моих коллег принимали как важных представителей государства Израиль и приглашали сидеть рядом с Ребе и с самыми почетными хасидами.

Вечером в Симхат-Тора 1973-го года, через две недели после начала войны Йом-Кипура, я прибыл в Краун-Хайтс с моим другом, доктором Шломо Левиным, который занимал тогда должность консула по религиозным делам в израильском консульстве в Нью-Йорке. Для нас как израильтян праздник уже закончился, поскольку в Израиле его отмечают только один день, но мы решили прийти на хабадское празднование и увидеться с Ребе.

С самого начала войны я был занят организацией различных общественных мероприятий, таких, как произраильские демонстрации студентов перед зданием Объединенных Наций, а сам чувствовал себя в депрессии из-за дурных новостей, доходивших из Израиля. Но я знал, что если и есть место, где я могу услышать слова воодушевления и получить ободрение, так это на фарбренгене у Ребе.

Когда мы с Шломо добрались до синагоги, она уже была забита под завязку тысячами хасидов. Тем не менее Ребе моментально заметил нас в этой толкучке и жестом пригласил нас к себе. Акафот – танцы с Торой – должны были вот-вот начаться, но Ребе заговорил с нами о ситуации в Израиле. В огромном зале воцарилась тишина: все пытались услышать, что говорит Ребе. А он сказал немало. Наш разговор продолжался чуть ли не час. Ребе в подробностях изложил свое видение ситуации и свои рекомендации, основанные на еврейских религиозных источниках, как должен повести себя Израиль. И он хотел, чтобы мы с Шломо передали его слова израильскому правительству.

Начал он на оптимистической ноте, отметив, что эта война не представляет экзистенциальной угрозы Израилю. При этом, к нашему изумлению и вразрез с превалировавшим мнением, он полагал, что главные военные усилия должны быть сконцентрированы на севере страны, в сражениях с Сирией, а не на юге, в сражениях с Египтом. Египет тогда считался главной угрозой.

В тот период войны израильская армия уже отразила египетские силы и даже сумела перейти Суэцкий канал и продвинуться дальше на юг. Но Ребе утверждал, что дальнейшее продвижение в глубь египетской территории не принесет никакой ощутимой пользы, поскольку стратегическое положение от этого там не улучшится. Главным и наиболее сильным врагом Израиля, настаивал Ребе, являлась Сирия, чья древняя столица Дамаск считалась символом мощи в арабском мире. "Я не понимаю, почему израильская армия не начинает наступление на Дамаск", – сказал он.

Надо заметить, к тому моменту Израиль оправился от изначального шока совместной атаки арабских армий, оказавшейся неожиданностью даже для военной разведки, и перешел от защиты к нападению. Ребе считал, что израильские силы должны использовать момент и не удовлетворяться возвращением к предвоенным границам. Он утверждал, что завоевание Дамаска хотя бы на короткое время не только поможет освобождению израильских пленных, но и приведет к падению сирийского режима, который стоял во главе оппозиции самому существованию государства Израиль. Пока правительство Сирии остается сильным, настаивал Ребе, мира с арабами не будет.

В доказательство Ребе процитировал Талмуд, трактат Мегила: "Если скажут тебе: 'Кейсария и Иерусалим разрушены', – не верь; 'Кейсария и Иерусалим стоят', – не верь; но если скажут: 'Кейсария разрушена, а Иерусалим стоит' или 'Иерусалим разрушен, а Кейсария стоит', – верь".

Другими словами, так же как Кейсария в свои лучшие времена символизировала мощь Римской империи на Ближнем Востоке, так в наше время Дамаск символизирует мощь Лиги Арабских стран. Ребе был уверен, что если использовать возможность покорить Дамаск, это поможет раз и навсегда установить мир на севере и позволит Израилю перенаправить жизненно важные ресурсы на другие направления.

Мы пытались возражать, что те, кто принимали решения в Израиле, опасались реакции Советского Союза, который взял Сирию под свою опеку и угрожал вмешаться в войну в случае вторжения Израиля на сирийскую территорию. В израильских верхах опасались, что занятие Дамаска может быть достигнуто лишь слишком дорогой и кровавой ценой. Более того, США выступали против нашего продвижения на сирийскую территорию, и израильское правительство не хотело злить нашего главного союзника.

Ребе отверг наши аргументы один за другим. Про Советский Союз он сказал, что все это пустые угрозы, и бояться с их стороны нечего. Об Америке он сказал, что, вопреки их заявлениям, они тайно надеются, что Израиль победит сирийцев. А относительно возможных потерь Ребе сказал, что гораздо больше крови прольется в будущем, если арабская угроза не будет подавлена сейчас. И он хотел, чтобы мы передали его слова израильскому правительству, причем немедленно.

Когда, наконец, начались акафот, мы остались только на первую из семи, а затем поспешили назад, чтобы выполнить наше обещание Ребе передать его видение ситуации нашему начальству. Я позвонил моему другу Зевулуну Хаммеру, одному из руководителей Национальной Религиозной партии, и передал основные тезисы Ребе. Он внимательно меня выслушал и высказал опасение, что министр обороны Моше Даян побоится советского вмешательства и не пойдет на такой риск. Тем временем Шломо позвонил в кабинет премьер-министра Голды Меир и получил такой же ответ.

Задним числом, нет никаких сомнений, что стратегический анализ Ребе был совершенно правильным. Сирия до сих пор является угрозой Израилю в качестве правой руки Ирана и базы для террористической организации Хезболла. Соответственно, северная граница небезопасна.

Влияние Ребе во всех еврейских кругах по всему миру было огромно. У него было множество связей, известных и неизвестных, с главами израильского правительства. Очень печально, что решение, которое он тогда предлагал, не было принято. Кто знает, скольких войн можно было бы избежать, сколько жизней можно было бы сохранить, если бы израильские лидеры тогда прислушались к его смелому совету.

Перевод Якова Ханина