Помимо ощущения одиночества, один из самых мучительных моментов скорби – чувство невосполнимой утраты. Тот, кого мы знали и любили, порой всю жизнь, больше не с нами.

Потеряв любимого человека, бывает трудно продолжать жить дальше с болью безвозвратной утраты. Пустота, охватившая душу, может подавить и лишить сил.

Для верующего лучшим источником утешения служит знание, что пустота и утрата, которые оставляет смерть, – только временные. Один из основополагающих принципов еврейской религии – вера в воскрешение мертвых, которое произойдет в мессианскую эпоху, как предсказывали еврейские пророки1. Однако, пока этого не случилось, дорогие и близкие люди уходят из нашей жизни. Как продолжать жить дальше без них – в новой реальности?

В общении с людьми, оплакивающими кончину кого-то из близких, Ребе неизменно подчеркивал, что в духовном плане эта утрата – не навсегда, как это нам подчас кажется.

В прошлой главе мы процитировали письмо Ребе Ариэлю Шарону, где рабби Шнеерсон привел традиционное выражение соболезнования: «Да утешит вас Всевышний вместе с другими скорбящими о Сионе и Иерусалиме». По мнению Ребе, эти слова подчеркивают: горе скорбящего разделяет вся община. В том же письме Ребе пояснил, что в этой фразе, сравнивающей личное горе с общенациональным горем скорбящих о Сионе и Иерусалиме, заключены еще две идеи, которые могут послужить утешением.

Мы совершенно уверены, что Всевышний отстроит руины Сиона и Иерусалима, соберет еврейских изгнанников со всех концов земли, послав праведного Машиаха, и приведет их к радости, дабы они увидели торжество Сиона и Иерусалима. Точно так же мы твердо уверены: когда речь идет об отдельных людях, потерявших близких, Всевышний исполнит Свое обещание: «Оживут мертвецы твои, восстанут мертвые тела! Воспряньте и торжествуйте, поверженные в прахе»2. И тогда мы преисполнимся истинной радости и воссоединимся благодаря грядущему воскрешению мертвых.

И, наконец, третий момент. Что касается Сиона и Иерусалима, то римляне, а до них вавилоняне получили власть лишь над камнем и деревом, серебром и золотом физического Храма, но не над его внутренней духовной природой, которую каждый еврей чувствует в своем сердце; народы над ней не властны, она бессмертна. Это справедливо и в отношении наших личных утрат: смерть властна лишь над телом из плоти и крови, над нашим физическим существованием. Душа же бессмертна. Когда человек умирает, она возносится в мир Истины3.

В 1978 году в письме миланскому еврею, потерявшему всю семью, Ребе писал:

Единственное, что может сделать болезнь или несчастный случай, – это ослабить или даже разорвать связь, соединяющую душу и тело в единое целое, когда душа покидает свое временное жилище в этом мире и возвращается в свой родной мир чистой духовности, в мир вечности4.

Во время публичного выступления 13 апреля 1973 года Ребе трогательно говорил о евреях, погибших в годы Катастрофы:

Меч и ружье, огонь и вода поражают лишь тело из плоти и крови или связь между душой и телом, но не могут причинить душе никакого вреда. Если вы спросите разумного человека: что важнее – душа или тело? Что для вас дороже? Что вы станете защищать в первую очередь, чья боль волнует вас сильнее? – он, несомненно, ответит: душа важнее.
Чему это учит нас? Души любимых, которых мы когда-то знали, тех, кого послали в Освенцим и убили за то, что они евреи, – их тела погибли, однако души их живы. Душа жива через день после Освенцима, через год после Освенцима, в следующем поколении после Освенцима… Душа будет жить вечно5.

В 1960 году Ребе встречался с группой студентов колледжей. В числе затронутых вопросов оказалось и еврейское отношение к смерти. Ребе объяснил:

На иврите смерть называют ѓисталькут («уход»). Это значит, что смерть – не конец, но лишь восхождение с одного уровня на другой. Когда человек исполняет свое жизненное предназначение, он «умирает», то есть восходит на более высокий уровень. Иными словами, смерть – не окончание жизни, но часть процесса, в ходе которого в нашей духовной жизни появляется новое измерение. Это соответствует научному принципу сохранения материи, согласно которому ничто материальное не может быть уничтожено. Стол или кусок железа можно разломать на части, сжечь и т. д. Однако ни в одном из этих случаев материя стола или куска железа не исчезает. Она лишь принимает другую форму.
То же самое происходит и в духовном плане. Наша духовная сущность (душа) не может исчезнуть. Она лишь меняет форму или возносится на другой уровень.
Именно поэтому неправильно говорить о «жизни после жизни»6, поскольку происходящее после смерти – продолжение жизни. До 120 лет жизнь происходит на одном уровне, когда же нам исполняется 121, 122, 123 года – она продолжается на другом уровне, и мы совершаем свое восхождение в духовных мирах, поднимаясь все выше и выше7.

Вечером 31 декабря 1952 года на рабби Яакова-Исраэля Зубера, главу любавичской ешивы в Бостоне и раввина общины Бейт ѓа-мидраш ѓа-гадоль («Большой дом учения») в Роксбери, штат Массачусетс, напали хулиганы и избили его до смерти. Человек, который не просто выжил в сталинской России, но и сумел сохранить свою веру, трагически погиб, оказавшись в «безопасной» Америке. Для участия в его погребении Ребе послал из Нью-Йорка своих представителей, а затем связался с семьей раввина. Через несколько месяцев Хана Зубер (в замужестве Хана Шарфштейн), дочь рабби Зубера, приехала с матерью в Нью-Йорк на личную аудиенцию (йехидут) с Ребе. Между девушкой и рабби Шнеерсоном сразу же возникло взаимопонимание, и их отношения продолжались долгие годы.

К несчастью, через пять лет после гибели отца Ханы у ее матери, Златы Зубер, случился инсульт, и на следующий день она скончалась. Совершенно убитая, Хана обратилась с просьбой к Ребе о личной аудиенции, в ходе которой рассказала о своей мучительной неизбывной душевной боли и попросила совета, как справиться со своим горем. Отвечая, Ребе напомнил Хане суждения, о которых писал в своем письме, адресованном ей после смерти матери:

Каждый, кто верит в Бога, верит и в бессмертие души. Подобный же принцип был обнаружен и в материальном мире. Современная наука считает абсолютной истиной, что материя не исчезает. Это тем более верно, когда дело касается духовного мира, особенно если речь идет о душе, которую никоим образом не может задеть смерть тела8.

Ребе понимал силу боли, которую испытывают люди, потерявшие родного или близкого человека, ту страшную пустоту, которую они ощущают из-за невозможности коснуться, обнять, поговорить с тем, кто умер. Однако, подчеркивал рабби Шнеерсон, если мы вспомним, что наиболее важная часть наших отношений с теми, кого мы любим, была связана с их душевными качествами – «характером, милосердием, добротой, то есть качествами души, а не тела», то боль утраты покажется не столь мучительной. Суммируя мнения Ребе, можно сказать: если мы любим человека, то любим, прежде всего, его личность и характер, то есть душу, которая не может исчезнуть.

Когда у моего дяди, рабби Ицхака Ворста, в аварии погиб двухлетний сын, учение Ребе послужило ему огромным утешением. Позже рабби Ворст написал книгу: «Почему? Размышление о потере любимого человека», в которой поделился с теми, кто тоже терял близких, мыслями Ребе, которые могли бы умерить их боль.

В подтверждение рабби Ворст предложил свою аналогию. Представим, как работает телевидение. Передатчик посылает звуки и изображения в виде волн, которые принимает и расшифровывает принимающее устройство. Иногда принимающее устройство ломается, в таком случае изображение на экране и звуки, идущие из телевизора, больше не отображают слова и действия, закодированные в виде волнового сигнала. Однако ни с передатчиком, ни с волнами при этом ничего не случается, они остаются прежними. Проблема только с принимающим устройством, которое больше не способно преобразовать эти сигналы в изображение и звук. Мы можем представить, говорит рабби Ворст, душу в качестве «передатчика» – то есть источника нашей личности, характера, мыслей, эмоций, поступков, а тело – в качестве «принимающего устройства». Смерть тела никак не отражается на цельности нашей души и не мешает ее самовыражению, которое можно сравнить с волновым сигналом, посылаемым передатчиком. Просто у нас больше нет возможности принимать эти сигналы.

Утешению, связанному с тем, что мы знаем о бессмертии души, может помешать наша неспособность в полной мере осознать идею полностью нематериальной жизни. Поэтому у нас возникает множество сбивающих с толку вопросов и сомнений по поводу пребывания души в Грядущем мире: что происходит с нашими любимыми в загробном мире? Страдают ли они? Что чувствует душа, «лишенная» физического существования, и т. д.

В упомянутом выше письме миланскому еврею Ребе описал ощущения, которые испытывает душа, покинув наш мир:

Не нужно объяснять, что с точки зрения души речь идет об освобождении из «темницы» – тела. Все то время, что душа связана с телом, она страдает и вынуждена заниматься физической деятельностью, чуждой ее чистой духовной природе… Иными словами, разлука с телом является для души величайшим преимуществом и восхождением9.

Эту тему Ребе развивал и в других письмах:

После смерти душа может в полной мере наслаждаться духовными благами близости к Творцу. Это, несомненно, утешительная мысль10.

В этом и других письмах Ребе повторял мысль рабби Моше бен Маймона (Рамбам, Маймонид), величайшего еврейского философа XII века:

Знай же: подобно тому как слепцу не понять, что такое цвета, и не понять глухому, что такое звуки, а скопцу (не понять) чувственного влечения, так телам не постичь наслаждений душевных. Как рыбам неведом огонь, потому что их жизненной средой является стихия, противоположная (огню), так в материальном мире неведомо наслаждение мира духовного. Воистину, у нас (в этом мире) нет иного наслаждения, кроме удовольствия телесного, получаемого при посредстве внешних чувств от пищи, напитков и совокупления. Все остальное для нас небывало и неведомо и непостижимо при поверхностном размышлении, но только после исследования углубленного. И такое естественно, ибо нам, пребывающим в материальном мире, доступны лишь его низкие, мгновенные наслаждения. В то же время наслаждения душевные постоянны, вечны и непрерывны, и нет никакой связи и сходства между ними и между наслаждениями (телесными). И такое наслаждение невыразимо словами и ни с чем не сравнимо, как сказал пророк (царь Давид). Изумленный величием блага и его возвышенностью, он сказал: «Как велико Твое благо, которое Ты сокрыл для боящихся Тебя» (Теѓилим, 31:20)11.