Деятельность по оказанию помощи советским евреям, которую вел Ребе, была многонаправленной. В частности, Ребе прилагал множество усилий к тому, чтобы правительство США оказывало давление на власти СССР ради живущих там евреев.

Во время фарбренгена 10 Швата 5735 (1975) года Ребе сказал:

- Когда в 1927-м году мой тесть1 был заключен в советскую тюрьму, правительство США активно участвовало в его освобождении. Оно же в 1939-м году приложило огромные усилия по спасению Ребе из оккупированной Польши.

Благодарности заслуживает и страна, и ее лидеры, и, в частности, человек, который стоит во главе государства. Его ум, знания и решительность имеют великую важность для евреев, живущих в этой стране и для наших братьев, живущих на Святой Земле...

На фарбренгене 12 Тамуза 5743 (1983) года Ребе призвал всех, кто имеет связи в правительственных кругах, оказать влияние на правительство США. "Руководители государства, - отметил Ребе, - должны мягко, но настойчиво добиваться того, чтобы положение евреев, находящихся за "железным занавесом", улучшилось, чтобы они могли беспрепятственно выезжать из СССР и жить так, как они хотят..."

Выступая с речью на фарбренгене 6 Тишрея 5744 (1983) г. Ребе говорил об обязанности Соединенных Штатов сделать все возможное для освобождения советских евреев:

- Америка обязана принять самое активное участие в том, чтобы все, кто хочет покинуть СССР, получили разрешение на выезд. Но действовать здесь нужно таким образом, чтобы принести пользу, а не вред. Следует, воздерживаться от острой, разящей риторики и т.п. Все операции нужно проводить втайне, за закрытыми дверями, без лишней суеты, но твердо и решительно. И тогда обязательно придет успех. Как сказано: "Сначала горести были у тебя, а в конце – возвысишься…" (Йов, 8:7).

11 июня 2004 года, спустя неделю после смерти Рональда Рейгана, в "Вашингтон Пост" была опубликована статья Макса Кемпельмана, одного из старших сотрудников американского правительства во времена каденции президентов Картера и Рейгана. Г-н Кемпельман был назначен президентом Картером главой американской делегации на переговорах с СССР по ограничению ядерного вооружения. Заняв пост президента США, Рональд Рейган попросил Кемпельмана продолжить свою миссию. Заслуживала внимания любопытная история о первой встрече самого Кемпельмана с госсекретарем администрации Шульцем.

"…Я сказал Шульцу, - вспоминал Кемпельман, - что на переговорах с русскими необходимо поднять вопрос об отказниках, находящихся в заключении в советских тюрьмах, но убедить мне его не удалось. На повестке дня остро стоял вопрос об ограничении ядерных вооружений, и Шульц полагал, что темой отказников можно вообще сорвать переговоры. "Но мы еще поговорим об этом", - добавил он.

Примерно через час меня вместе с Шульцем вызвали в кабинет президента. Во время беседы Рейган неожиданно спросил нас, какова ситуация с правами человека в Советском Союзе. Я был удивлен. Почти только что я говорил на эту же самую тему с Шульцем!.. Кроме того, я не ожидал, что президент вообще заговорит об этом сейчас, накануне обсуждения критических вопросов по разоружению. Президент открыл один из ящиков своего стола, вынул оттуда лист бумаги и, протянув его мне, сказал: "Макс, посмотрите, что вы можете сделать для этих людей". Это был список советских отказников..."

Оказывается, эта история явилась последним звеном цепочки удивительных событий, которые начались во время фарбренгена в "Севен Севенти" 12 Тамуза 5743 (1983) года.

- Летом 5743-го года (1983) г., - вспоминал раввин Авраам Шемтов, глава "Агудат Хасидей Хабад", - я работал в молодежном лагере "Ган-Исроэль" в штате Нью-Йорк, а 12-го Тамуза отправился в Кроун-Хайтс, на фарбренген к Ребе. В своей беседе Ребе упомянул о том, что в СССР назначен новый руководитель, и поэтому появились новые, более благоприятные условия для оказания помощи советским евреям. Речь шла о назначении на пост главы государства Юрия Андропова. "Необходимо отложить все остальные дела, - сказал Ребе, - и немедленно начать работать в этом направлении".

Фарбренген этот прошел в четверг вечером. Субботу я провел в лагере, а в понедельник прибыл в Филадельфию. Ближе к вечеру, погруженный в свои дела, я вдруг спохватился: Ребе сказал, что надо все отложить и заниматься вопросом помощи советским евреям! Почему я это не делаю?!

Первой моей мыслью было связаться с Максом Кемпельманом, с которым я находился в дружеских отношениях. Он возглавлял американскую миссию на переговорах с Советским Союзом по ограничению гонки ядерных вооружений. Когда я позвонил ему в Вашингтон, мне сказали, что он сегодня (всего за несколько часов до моего звонка) отбыл в СССР. Этого я не ожидал. Задав еще несколько вопросов, я выяснил, что Кемпельман сейчас в Нью-Йорке, откуда, собственно, и должен через пару часов вылететь на встречу с советской делегацией.

Добраться из Филадельфии до Нью-Йорка на машине меньше, чем за два часа, невозможно. Но я все же выехал. По дороге я завернул на небольшой аэродром и поинтересовался, нет ли какого-нибудь рейса, отправляющегося в Нью-Йорк прямо сейчас. Оказалось, что есть. Вылет, однако, задержался, и когда я прибыл в Нью-Йорк, встреча с Кемпельманом по моим расчетам уже не могла состояться.

Впрочем, не теряя надежды, я бросился к самолету, на котором он должен был улетать, и спросил у стюардессы, нет ли там особого входа для дипломатов. "Вы опоздали, - сказала она мне, - двери вот-вот закроются". В ту же секунду мимо меня промчался запыхавшийся Кемпельман. Понятно, что в такой спешке, он не обратил на меня внимания. Я хлопнул его по плечу: "Реб Мойше, мне нужно поговорить с Вами всего одну минуту". Он обернулся, узнал меня и удивленно спросил: "Вы летите с нами?!" "Рад бы, да билета нет", - ответил я.

Отведя Кампельмана в сторону, я в двух словах передал ему, о чем говорил Ребе на фарбренгене, и добавил от себя: "Я где-то прочитал, что один из членов советской делегации – Игорь Андропов, сын нового лидера. Я прошу Вас передать ему, что духовный руководитель еврейского народа, Любавичский Ребе, выступал на большом и торжественном собрании в Нью-Йорке и говорил много хорошего о новом советском лидере и, соответственно, о новых возможностях. И хорошо было бы передать то, что говорил Ребе относительно советских евреев".

Тема была деликатной, и Кампельман, чтобы окружающие не поняли, перешел на идиш: "На самом деле Андропов очень болен, хотя мир об этом пока еще не знает. Во всяком случае, его сын действительно находится в составе советской делегации. Пришлите мне распечатку того, о чем говорил Ребе, и я посмотрю, что можно сделать".

Я приехал в Кроун-Хайтс, направился в "Севен Севенти", и попросил, чтобы мне как можно быстрее перевели беседу Ребе на русский. Перевод отредактировал сам Ребе. Я отправил текст выступления Кемпельману дипломатической почтой, и через 3 дня она уже лежала на столе у самого Андропова!

Та моя встреча с Кемпельманом в аэропорту Кеннеди не прошла зря. Первым вопросом, который волновал Кемпельмана и который он поднял перед рейгановской администрацией, был вопрос о положении евреев в Советском Союзе. Все это привело к тому, что президент Рейган – накануне обсуждения вопроса по разоружению – вынул из ящика своего стола список отказников и вручил его Кемпельману…

Откуда же в столе у президента Рейгана оказался список советских евреев-отказников?

Существенную роль в этом деле сыграл Чик Гехт, сенатор от штата Невада, еврей из семьи, соблюдавшей традиции. Сенатором он был избран незадолго до описываемых событий. Раввин Шемтов взял его на тот самый фарбренген 12 Тамуза 5743 года а затем подвел его к Ребе. Беседуя с Гехтом, Ребе, помимо прочего, сказал: "Поскольку я – не сенатор, Вы будете моим представителем и вместо меня будете ратовать за то, чтобы положение евреев СССР улучшилось".

Сенатор Гехт честно выполнил просьбу Ребе. Незадолго до отлета Рейгана в Финляндию, на международную встречу в верхах, он вручил президенту список тех, кому было отказано в разрешении на отъезд в Израиль. Там стояло имя и Натана Щаранского. Это и был тот самый список, который Рейган вручил Кемпельману со словами: "Макс, посмотрите, что вы можете сделать для этих людей".