До пасхального седера остались считанные дни – Габи Гольцберг развешивает объявления по гостиницам и гест-хаузам города Мумбаи, приглашающие всех евреев на праздничный седер...
Я поднялся на нужный мне этаж и постучал в дверь. Мне открыл грузный мужчина в шортах, голый по пояс и весь покрытый татуировками. “Чего надо?” – спросил он...
Еще во времена Алтер Ребе, реб Авраам-доктор, бывший хасидом четырех поколений Ребе, практиковал «хасидское лечение». Каждый год, после праздника Песах ему привозили из Ляд (сам он жил в Риге) уникальную посылку...
Молодой человек, запинаясь от волнения, сообщил Ребе по-русски, что следует в Нью-Хэйвен для проведения там общественного седера. Реакция Ребе была неожиданной. Он пожал плечами и, повернувшись к раввину Стаку, произнес на идиш: Ничего не понимаю. Что он говорит?
Рабби Шалом стал уговаривать крестьянина, и почти совсем убедил-таки: тот сказал, что он, конечно, начнет соблюдать Субботу, как положено, но только после сбора урожая, а пока, дескать, работы много...
Он замолчал, а я словно вросла в землю, стояла, будто окаменев. У меня было такое чувство, как будто на меня свалилась тонна кирпичей, как будто на меня смотрит весь мир. Я не могла пошевельнуться. Я не могла дышать...
Из воспоминаний матери Любавичского Ребе о том времени, когда ее муж, рабби Леви Ицхак Шнеерсон, в 30-е годы занимал пост главного раввина Екатеринослава.
"Если я скажу, что могу прожить без этой мацы, – сказал Хаим Граде, – и что я не ждал ее, я буду дважды лицемером, а это больший грех, чем не есть мацу…"
Ближе к концу седера наступало время открывать дверь для пророка Элияу. Кто-нибудь шел к двери, открывал ее, и казалось, что за ней столпилось пятьсот пророков…