Было это в 1958 году, мне к тому времени только исполнилось шестнадцать. Накануне праздника Песах в Краун-Хайтсе закончили печь последнюю партию мацы. После этого, как и каждый год, Ребе начал раздавать эту особую мацу своим хасидам. Раздача длилась несколько часов, но люди терпеливо стояли в очереди, стремясь получить мацу и вместе с ней благословение перед праздником. В первую очередь Ребе раздавал мацу тем, кто жил далеко. Я тоже получил свою мацу в числе первых (жили мы тогда в Бронксе, и путь домой предстоял не близкий). Ребе вручил мне мацу, пожелал хорошего праздника, а потом неожиданно спросил, не могу ли я по дороге домой заглянуть к одной семье (Ребе назвал их фамилию и адрес в Бронксе) и передать им тоже от его имени немного мацы. Я, полный энтузиазма и энергии, с готовностью согласился выполнить просьбу Ребе.
Теоретически все представлялось не таким уж сложным. Но в жизни редко все складывается так, как хотелось бы. Поезд сломался на половине пути и я, выйдя из метро, вынужден был продолжить свое путешествие пешком. Я находился в центре Бронкса и, следуя по направлению к Пелхам Парквей, спрашивал прохожих, как найти нужный мне адрес. До сих пор помню, как один из них, сочувственно покачав головой, сказал: “Сынок, тебе еще идти и идти”. Праздник мне пришлось встречать в центре Бронкса, с коробкой мацы в руках.
Когда я разыскал требуемый адрес, было уже довольно поздно. Здание, в которое мне предстояло войти, оказалось государственным многоквартирным домом для малоимущих семей. Я поднялся на нужный мне этаж и постучал в дверь. Мне открыл грузный мужчина в шортах, голый по пояс и весь покрытый татуировками. “Чего надо?” – спросил он. Я извинился за столь поздний визит и спросил, он ли господин такой-то. “Да”, - ответил мужчина, подозрительно глядя на коробку с мацой. За его массивной фигурой я увидел стол, на котором лежала большая буханка хлеба – не самое подходящее блюдо для пасхального сейдера. “Меня прислал Любавичский Ребе”, - сказал я. Выражение лица и тон разговора мужчины мгновенно изменились. “Ребе? – изумленно переспросил он. – Заходите, пожалуйста”.
В маленькой, тесной кухне стояли небольшой стол, стулья и электрическая плитка. Меня терзала мысль о том, что же я все-таки делаю в этой квартире, хозяева которой даже не собираются проводить пасхальный сейдер. Затем эта мысль сменилась следующей – а не для этого ли я здесь? Я спросил у своего нового знакомого, как он смотрит на то, чтобы провести сейдер. Он согласился и позвал жену. Вошла молодая беременная женщина, а за ней – две маленькие девочки лет 5-6. Присмотревшись, я понял, что обе девочки были слепыми.
Мы убрали со стола. Я снял шляпу, надел ее на голову хозяина дома и сказал: “Отлично! Теперь у нас будет сейдер!” Я попытался вспомнить благословения и тот порядок, в каком они должны следовать, но без пасхальной “Агады” это оказалось делом нелегким.
Мы ели мацу и пили воду из бумажных стаканчиков, чтобы хоть как-то исполнить заповедь о четырех бокалах вина. На мгновенье я представил себе, что бы на моем месте сейчас делал Ребе. Затем я посмотрел на девочек, на их мать, которая должна была, видимо, скоро родить, и начал рассказывать то, что сам в свое время слышал от Ребе. Я вспомнил, что в книге “Зогар” маца называется пищей веры, и начал говорить с ними о вере. О том, как важно всегда верить во Всевышнего и уж тем более в самые тяжелые моменты жизни никогда не забывать о Нем. Я рассказал о том, как три тысячи лет назад Всевышний освободил наших предков из рабства, вывел их из Египта и привел к горе Синай, где вручил им святую Тору. Я рассказал о том, что мы отмечаем праздник Песах не просто как память об историческом событии. Я привел известное изречение мудрецов о том, что “в каждом поколении каждый человек должен видеть себя выходящим из Египта”, и объяснил, что каждый год, во время праздника Песах мы покидаем свой личный Египет и обретаем духовную свободу, возвышаясь над ограничениями материального мира. Я рассказал о том, что рабство бывает не только физическим, но и духовным, и оно гораздо тяжелее физического. Всевышний, однако, не взваливает на плечи человека непосильную ношу. И если Он ставит его перед испытанием, то обязательно дает силы, чтобы это испытание пройти.
Признаться, я не ожидал, что меня будут слушать с таким вниманием. Муж с женой буквально глотали каждое мое слово. Затем мы стали петь песни вместе с детьми, и время пролетело незаметно.
В час ночи мы закончили наш сейдер, женщина уложила девочек спать, а я стал собираться домой. Но прежде чем попрощаться, я спросил у хозяина дома, откуда он знает Ребе.
И он рассказал мне, что работает дубильщиком шкур на мясоперерабатывающем заводе, где познакомился с одним раввином. Несколько месяцев назад жена забеременела, а поскольку вероятность того, что ребенок может родиться слепым, довольно большая, врачи рекомендовали сделать аборт. Не зная, как быть, он поделился своими мыслями со знакомым раввином. Тот посоветовал написать Любавичскому Ребе. Он написал и получил ответ. Ребе отвечал, что необходимо верить в Б-га и что даже мысли не должно быть об аборте.
“Скажу по правде, - продолжил мой собеседник свою историю, - мы с женой отнеслись к этому письму с недоверием. Какой от нас можно требовать веры в Б-га? Неужели мы сможем поверить в лучшее? Да возможно ли такое вообще?.. Но сегодня ночью, услышав о вере и о том, как Б-г дает силы выйти из собственного Египта, мы поняли, что это возможно...”
Я поддерживал контакт с этой семьей еще некоторое время и вскоре узнал, что женщина благополучно родила мальчика – абсолютно здорового. Потом я потерял с ними связь и лишь много лет спустя услышал, что обе девочки, повзрослев, вышли замуж и родили детей. Их дети тоже были зрячими.
Очень трудно, практически невозможно описать любовь Ребе к каждому еврею. Самое лучшее, что я могу сделать, - рассказать вам эту историю о малоимущей семье из Бронкса, об их первом пасхальном сейдере и о пище веры, которую Ребе велел донести до них во что бы то ни стало.
Из сборника "Бриллианты для Ребе", сост. Э. Элькин
Обсудить