Мой отец, рав Шмуэль-Довид Райчик, каждый год приезжал в Нью-Йорк, чтобы провести осенние праздники с Рош-Ашана по Симхат-Тора в присутствии Ребе. Иногда вместе с ним приезжали и другие члены семьи. В 1972 году отец решил, что я и мои старшие братья присоединимся к нему на Шмини-Ацерет и Симхат-Тору.

Мы пришли на аудиенцию к Ребе, и он дал мне благословение в честь моего девятого дня рождения, который выпадал на девятое Кислева, и отметил, что это очень особый день. "Тэт бетэт, – сказал он на святом языке, – девятое девятого". В Торе месяцы отсчитываются с Нисана, и месяц Кислев при таком счете – девятый.

Ребе также проверил, как идут мои занятия по Талмуду. Мы изучали тогда, какие знаки можно использовать для идентификации потерянных и найденных объектов, чтобы подтвердить право владения. В кабинете Ребе на книжной полке стояли часы, и он спросил:

– Что может быть опознавательным знаком для этих часов?

– Их цвет, – сказал я, и Ребе согласно кивнул. Нас было трое в кабинете: я, один из моих старших братьев и наш отец, но большую часть времени Ребе потратил на меня.

Все это происходило под конец нашего визита в Нью-Йорк. А в самом начале моего пребывания в Нью-Йорке, всего через два дня после моего прибытия, произошло вот что.

В это мое путешествие в Нью-Йорк из Лос-Анджелеса я впервые в жизни летел на самолете. Предыдущие два раза я ездил в Нью-Йорк на поезде – два с половиной дня в одну сторону. В этот раз я летел с другом семьи, Марти Вайсом.

Мы прибыли ранним дождливым утром. Будучи ребенком, я едва представлял себе, что вообще происходит. В Краун-Хайтсе я был новичком, и мне требовалось множество объяснений: что делается, куда надо идти, чего следует ожидать. Я присутствовал на акафот – танцах со свитками Торы – в Шмини Ацерет и на следующую ночь, в Симхат-Тору. Затем, на следующий день, ближе к исходу праздника, Ребе проводил фарбренген. Мой отец и братья отправились туда, а я остался с другими детьми слоняться по 770, бегая во всех направлениях. Под конец, я оказался рядом с кабинетом Ребе, в вестибюле, который хасиды называли "Ган Эден атахтон" ("Нижний Сад Эдема"). В те годы его не запирали. Из вестибюля шла лестница на второй этаж, к квартире Ребе Раяца. Я решил подняться наверх. Квартира была заперта, но я заметил на лестничной площадке скамейку с мягкой обивкой. Я устал, становилось поздно, и я снял пальто, сделал из него изголовье и прилег.

Меня разбудило пение. Прошло уже несколько часов, и Ребе возвращался к себе в кабинет. Он шел между двух рядов хасидов, которые громко пели хасидскую мелодию. Несколько детей стояли у самой двери, и их громкие голоса с первого этажа разбудили меня. Я пошел на звуки пения, и там меня нашел отец.

"Где ты был? – спросил он. – Мы искали тебя! Ты пропустил "Кос шел браха"!"

По окончании каждого праздника, после фарбренгена и вечерней молитвы, Ребе проводил над стаканом вина авдалу – церемонию разделения святого и будничного – и оставался в синагоге, разливая всем присутствующим несколько капель из своего стакана, в который секретари продолжали подливать новое вино. Эта традиция называлась "Кос шел браха" – "Стакан благословения". Множество людей хотели получить вино от Ребе, и он стоял там в течение трех часов.

А я тогда не знал, что такое "Кос шел браха", никогда в этом не участвовал и все пропустил. Но мой отец не мог такое позволить. Он подошел к секретарю Ребе, объяснил, что произошло, и спросил, могу ли я получить вино от Ребе. Ребе уже был у себя в кабинете. Секретарь зашел за ним, но вскоре вышел и дал нам указание стоять у двери.

Открылась дверь. Ребе стоял со своим серебряным стаканом для киддуша (освящения субботы и праздников). Я протянул ему стаканчик, который держал в руке, Ребе налил в него несколько капель и дал указание сказать "лехаим!" и произнести благословение, прежде, чем выпить вино. Я произнес благословение и выпил вино.

В тот момент я не очень-то осознал, что тогда произошло. Но уже взрослым, оглядываясь назад, я вижу, что за этим стояло. Только что закончились праздники: Рош-Ашана, Йом-Кипур, Суккот, Шмини-Ацерет – напряженные дни, в которые Ребе тратил невероятное количество энергии. Затем шла Симхат-Тора. Ребе праздновал с хасидами всю ночь, затем весь день, под конец проводил шестичасовой фарбренген, после которого еще часами стоял на ногах и раздавал вино во время "Кос шел браха". И после всего этого, в 3:30 утра, он возвращается к себе в кабинет, а через двадцать минут ему сообщают, что восьмилетний мальчик что-то пропустил.

Ребе мог послать кого-либо из своих помощников, но он сам встал, вышел и налил мне вина своей собственной рукой. Я принял это как должное. Да и вообще, кто тогда на самом деле ценил такие вещи? А такую личную заботу Ребе проявлял постоянно. Ему тогда было семьдесят лет, и в последующие десятилетия он продолжал делать то же самое: он никогда никого не обделял вниманием.

Перевод Якова Ханина