В конце главы “Вайигаш” Тора рассказывает, как после многолетней разлуки Яков наконец встречает своего любимого сына Йосефа, которого он и не чаял увидеть живым. Тора, всегда лаконичная в описании чувств персонажей, приводит единственную фразу, произнесенную отцом при этой встрече: “Теперь, после того как я увидел тебя, можно мне и умереть. Ведь ты – жив!”

Фраза, прямо скажем, не самая оптимистичная по звучанию: ну вот, теперь, дескать, можно и помирать! Но зачем же Якову туда торопиться? Вновь обрел любимого сына – живи да радуйся! И хотя простой смысл этих слов понять нетрудно – чувство умиротворения после долгих лет безутешного горя – но, с другой стороны, Тора ведь не стенограмма, и в ней каждое слово на вес золота. Тот факт, что из всего, несомненно, сказанного во время той волнительной сцены, нам сообщается лишь одна эта фраза, указывает на исключительную, сущностную ценность этих слов.

А дело все в том, что с самого начала Йосеф не был “любимчиком” отца в обычном смысле этого слова. И семью свою Яков видел не просто семьей, а началом обещанного Б-гом народа, который будет нести особую миссию на протяжении многих поколений. Особое положение Йосефа среди братьев обуславливалось тем, что, хотя Яков был наставником для всех сыновей, Йосеф был его лучшим учеником и именно его отец видел своим продолжателем – лидером следующего поколения.

Предполагаемая гибель Йосефа явилась для Якова причиной не только тягчайшего отцовского горя, но и ощущения полного краха всей жизни, достойного продолжения которой после своего ухода он уже не видел. Поэтому его слова, что “теперь можно и умереть”, это не просто умиротворение, а выражение высшей радости: на мне миссия моего народа не закончится – у меня есть продолжение!

Миссия есть у каждого из нас. И важнейшей ее частью является необходимость сделать так, чтобы наши дети стали ее продолжателями и нашим собственным продолжением. А помирать можно и не торопиться.