Летом 1974-го года я стал посланником Ребе в Амхерсте, штат Массачусетс. Амхерст – город университетский, там находятся пять ВУЗов, крупнейший из которых – Университет Массачусетса. На его кампусе с Б-жей помощью, с благословением Ребе и поддержкой одного из старых посланников, рава Довида Эйдельмана, я сумел открыть Хабад-хауз (дом Хабада).

В те годы, в отличие от нынешних времен, слова "Хабад-хауз" еще не были на слуху, а я хотел открыть Хабад-хауз с помпой. С этой целью я решил устроить концерт в только что построенном на кампусе "Центре Изящных Искусств". Центр мог похвастаться великолепным концертным залом, словно созданным для моей цели. Мы пригласили Теодора Бикеля, который считался тогда суперзвездой еврейской музыки, и занялись рекламой концерта. Я не жалел денег на расходы, напечатал множество ярких, многоцветных рекламных листков, заказал рекламу на телевидении и на радио и вообще сделал все возможное, чтобы никто не остался в неведении относительно концерта.

Концерт должен был состояться в воскресенье, а в пятницу, незадолго до начала субботы, я позвонил в билетную кассу, чтобы узнать, сколько сотен билетов уже продано.

– Секундочку, – ответила кассирша, – мне надо свериться с моими записями.

Через минуту она подняла трубку и сказала:

– Восемьдесят семь.

– Нет, нет, нет! – воскликнул я. – Мы говорим про концерт в воскресенье!

– Теодор Бикель? – спросила кассирша.

– Да, да, его концерт!

– Восемьдесят семь билетов.

Я был в отчаянии. Эта суббота была, наверное, худшей в моей жизни. Я поднялся на второй этаж Хабад-хауза, откуда открывался вид на концертный зал, и, глядя на него, подумал: "Исроэль, видишь это здание? Завтра оно станет сценой твоего провала". Не помню, плакал ли я при этом, но внутренне я уж точно рыдал. И там же я вспомнил историю про Менделя Футерфаса, знаменитого хасида из России, который в конце концов сумел эмигрировать в Израиль и часто наведывался в США, чтобы посетить Ребе в 770. В конце 40-х годов реб Мендель был арестован и провел десять лет в Сибири. Однажды, ощущая себя особо подавленно, он решил написать Ребе письмо, а так как в лагере это сделать было невозможно, он решил написать письмо мысленно. Он представил себе, как совершает все необходимые хасиду приготовления, пишет письмо и отправляет его. А спустя неделю его семья, которая еще раньше сумела перебраться в Англию, получила от Ребе письмо, адресованное реб Менделю и начинавшееся словами: "В ответ на вашу телеграмму..."

И я подумал: "Если бы только я был на уровне реб Менделя, если бы я мог сделать что-либо подобное, я бы отправил Ребе мысленное письмо и я бы написал: "Дорогой Ребе! Вы направили меня сюда, чтобы освятить Имя Всевышнего, а у меня получается нечто противоположное. Ребе, спасите меня!"

Следующее утро началось, не суля ничего хорошего. По плану у меня должен был быть поздний завтрак с потенциальными благотворителями, но фирма, которую я нанял обслуживать этот мини-банкет, перепутала место. Я был в зале, меценаты были в зале, а угощения не было. Я тщетно пытался сделать хорошую мину при плохой игре. А тут уже подошло время отправляться на концерт. Мы шли к "Центру Изящных Искусств", и я готовился к худшему. Но завернув за угол, я был потрясен. Перед кассами змеились длиннющие очереди желающих купить билет! Очевидно, в этой части Новой Англии идея покупать билеты заранее не очень приветствовалась.

За несколько дней до концерта Ребе прислал письмо, обращенное ко всем участникам открытия Хабад-хауза. Я, не знаю зачем, распечатал его в тысяче экземпляров, а вот теперь смог раздать их чуть ли не всем присутствующим. Это было невероятно!

Так случилось, что на открытие пришла и моя бабушка. Сразу после окончания она отправилась в Нью-Йорк, потому что в тот вечер у моих родителей была назначена аудиенция у Ребе по случаю свадьбы моей младшей сестры. После того как Ребе дал благословение жениху и невесте, бабушка сказала, что ранее в этот день она была на концерте в Амхерсте.

Ребе выпрямился в кресле и начал задавать вопросы по поводу мельчайших деталей концерта. Присутствовали ли там политические деятели? Освещалось ли открытие в прессе? Обратился ли я с призывом о материальной поддержке Хабад-хауза? Где были мои родители?

Наконец, Ребе спросил:

– И сколько было народу?

– Более тысячи, – ответила бабушка.

– Более тысячи? А Исроэль-то вчера как переживал!

Откуда Ребе знал? Мои родители и бабушка были уверены, что я написал ему письмо, но я не писал. Позднее я объяснил им, что написал письмо всего лишь мысленно. Когда они рассказали мне об этом замечании Ребе, я понял, что, когда стоял тогда на втором этаже Хабад-хауза, глядя в окно, Ребе стоял рядом со мной и делал все возможное, чтобы мне не о чем было беспокоиться.

Ребе часто говорил своим посланникам: "Я еду с вами". Когда я посылаю вас куда-либо, я сопровождаю вас. Вы не едете в одиночестве.

Но он не просто говорил это, он имел это в виду буквально. "Их фор мит эйх" значит "я еду с вами" в прямом, а не в переносном смысле. Он с самого начала собирался быть вместе со мной, помогая на каждом шагу.

Перевод Якова Ханина