В недельной главе "Беаалотха"1 приводится позорная сцена, в которой наши предки стонут, как чайки перед бурей, о том, как они помнят "рыбу, которую ели в Египте даром, огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок". Раши, комментируя слово "огурцы", пишет: "Сказал раби Шимон: Почему ман превращался2 во все, за исключением этого? Потому что они вредны для кормящих женщин. Говорят женщине: "Не ешь чеснока и лука ради младенца". Притча гласит: "Царь и т. д."3 Так сказано в Сифре".

Рамбам (там же) объясняет слова стиха так: помним рыбу, которую ели в Египте – ностальгировали, ибо не ели рыбы с момента Исхода; бесплатно – потому, что рыбаки Египта использовали их как рабов, чтобы тянуть сети и отдавали им часть улова4; огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок – этого в Египте было с избытком, ибо вся земля та была как сад орошаемый5, и когда сыны Израиля обрабатывали огороды египтян, они ели то, что росло там. Т. о., по мнению Рамбана, на протяжении всего стиха сыны Израиля стонут об одном и том же: как же мы соскучились по еде, которую в Египте не покупали, а получали "даром". И с ним согласно большинство классических комментаторов прямого смысла Писания, "паштаним".

Но Раши, очевидно, трактует слова стиха иначе: речь идет о двух моментах, а не об одном. Во-первых, сынов Израиля расстраивало то, что они не могли больше есть даром – "даром от заповедей", а во-вторых, что огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок они из-за кормящих матерей не могли есть даже за заповеди. Т. е. претензий было две: принципиальная (к институту воздаяния) и техническая (к скудности меню).

Очевидная причина того, что Раши придерживается такого мнения, в отсутствии союза "и" перед словом "огурцы". Из чего следует, что огурцы – не второй пункт списка, начатого "рыбой, которую ели даром", а первый пункт нового, отдельного списка (все следующие пункты которого идут через "и" – "и дыни, и зелень…"; и это, кстати, объясняет, почему Раши цитирует не все веганское меню, а только слово "огурцы": таким образом он подчеркивает, что дело в том, что это не "и огурцы").

Однако есть ряд вопросов к формулировке Раши. В мидраше Сифри сказано: "Рабби Шимон говорит: "Почему ман превращался во все, за исключением этих пяти видов? Притча гласит: царь из плоти и крови поручил своего сына заботам строгого наставника, который надзирал над ним и говорил, что, по его разумению, тому не следует есть вредную еду. Из-за этого сын возмущался, говоря, что отец поступает с ним так не из любви, а потому что тот не желает позволять ему есть". Т. е. Сифри ни слова не говорит от имени рабби Шимона о том, чем именно вредны огурцы и прочий лук, а только о том, что, судя по сюжету притчи, они чем-то вредны, по мнению строгого наставника. Раши же вставляет в текст пассаж, объясняющий и трактующий мидраш совершенно определенным образом: "Потому что они вредны для кормящих женщин. Говорят женщине: "Не ешь чеснока и лука ради младенца". Тут два вопроса возникают. Во-первых, почему Раши полагает, что слова рабби Шимона нужно понимать именно так? Во-вторых, это точно прямой смысл слов Писания? А почему?

Кстати, в Талмуде6 говорится, что огурцы (кишуим7) называются так потому, что они "тяжелы" (кашим) "для всякого человеческого тела, словно мечи". Для всего тела всякого человека, не только для тела кормящей матери! (И "тяжелы" настолько, что это отражено в их названии"!) Также постановляет и Рамбам в Мишне Тора8. Так почему Раши сводит все к вреду для кормящих матерей? Зачем?9.

Что еще более интересно, Раши приводит свое объяснение слов мидраша, но фактически не приводит сам мидраш! Не приводит притчу, в которой сказано, что претензия сына заключается в том, что отец ограничивает его рацион не из любви, а из вредности. Хотя и ссылается на нее. Требует объяснения? Требует.

Также требует объяснения то, что Раши упоминает имя рабби Шимона. Существует общее правило комментария Раши: имена цитируемых им мудрецов Мишны и Талмуда Раши упоминает только тогда, когда это помогает ему полнее и точнее ответить на вопросы, которыми он задается. Соответственно, требует объяснения: что именно добавляет упоминание рабби Шимона к приведенному толкованию?

И еще, практически то же самое, что и здесь, Раши пишет в комментарии к Талмуду10. Но там он пишет, что "огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок" вредны для беременных и кормящих. В комментарии же к Пятикнижию он упоминает только кормящих. Чем беременные проблематичнее с точки зрения прямого смысла слов Писания? Тем более что логика (любая, кроме прогрессистской) подсказывает, что чем шире круг тех, у кого проблема с продуктом, тем оправданнее отказ от него, а не наоборот. Так почему же Раши сужает круг пострадавших, а не посильно расширяет его, объясняя причину, по которой ман не приобретал определенные вкусы, кто бы его ни ел?

И, наконец, почему в стихе упоминаются "и лук, и чеснок", а Раши меняет их местами: "Не ешь чеснока и лука"?

На первый взгляд, все очень сложно. На сама же деле, нет. Все довольно просто. Особенно если уловить идею. В стихе говорится о том, как сыны Израиля обвиняют Моше в ухудшении уровня своей жизни после того, как они, послушавшись его, переместились из Египта в синайскую пустыню. А будь огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок действительно вредны для здоровья, то возможность отказаться от их употребления была бы улучшением, а не ухудшением жизненных условий! И не жаловаться на это нужно, а благодарить Небеса!

Мидраш (рабби Шимон) объясняет все неблагодарностью, замешанной на паранойе. И иллюстрирует тезис притчей про капризного принца, нуждающегося в строгом наставнике и подозревающего собственного отца в том, что тот не о благе его заботится, а куска огурца жалеет. Но такое объяснение вызывает массу вопросов. Может, речь в притче идет о малом, неразумном сыне? Но можно ли, следуя прямому смыслу Писания, допустить, что претензии сынов Израиля были совсем уже безосновательны и вздорны? И в любом случае, даже будь так – как ни сложно принять такое допущение – Раши следовало упомянуть в своем комментарии о том, что сыны Израиля заблуждались и ограничение линейки вкусов было введено ради их пользы.

Подобно тому, как он сделал в комментарии к предыдущему стиху: "Но разве у них не было мяса?.. Однако они искали предлога". Но он этого не делает. Причем, пока разговор шел о мясе, были хоть какие-то основания говорить, что количество скота ограничено, кошеровать мясо непросто, хранить несподручно и т. д. А чем оправдать требования дать возможность есть вредную еду?

Поэтому Раши пишет, что речь идет об овощах (а также зелени, бахчевых и т.д.) для большинства абсолютно безвредных. Хотя и вредных для меньшинства. Причем ничтожного меньшинства: кормящих матерей. Даже беременные не входят в группу риска. Т.о. претензия сынов Израиля сразу начинает выглядеть резонно: почему Всесильный не сделал так, чтобы ман не приобретал вредные вкусы лишь в устах кормящих матерей? У нас даже мобильные телефоны умеют различать между теми, кому имеет смысл подсовывать рекламу пылесосов, и теми, кому предлагать фарфоровые сервизы. Невелика хитрость. Особенно если мы вспомним о том, что речь о Всесильном, о Творце всего сущего.

Поэтому же он не приводит притчу рабби Шимона целиком, но только отсылает к ней. Ибо параллель очень условна: в притче говорится о еде вредной для принца, для "всего" принца, а сыны Израиля жаловались на то, что их всех лишают вкуса еды, вредного лишь для очень и очень немногих из них (крошечной части общенационального "тела"). Но тем не менее параллель есть: речь и тут, и там о несправедливой и безосновательной претензии. Разница же, как было объяснено выше, в том, ради чьей пользы были приняты меры, вызвавшие эти претензии: ради всех или ради небольшой части.

И в том же ключе объясняются все прочие кажущиеся "странности" комментария Раши. Например, то, что Раши упоминает чеснок поперед лука. Чеснок не просто не вреден – чеснок очень полезен. Это все знают. И еще Эзра установил есть чеснок каждый вечер субботы. Но, естественно, есть люди, которым чеснок вреден. Их мало, они – исключение. И они – кормящие матери. Именно поэтому чеснок – идеальный пример овоща, отсутствие вкуса которого в своем мане сыны Израиля (все, кроме ответственных кормящих матерей) не могли не воспринять как несправедливость. И даже как троллинг, с учетом того, что согласно сказанному в Талмуде11, когда говорят "поедатели чеснока", имеют в виду евреев.

Или то, что Раши не упоминает беременных. Выше мы говорили о логике расширения круга тех, кому ограничение идет на пользу. Тонко подшучивали над прогрессистами. Оказывается, кое в чем Тора согласна с их подходом, и в данном случае Раши важно как раз заузить круг бенифициаров, чтобы было понятно, в чем заключается суть претензии сынов Израиля ("а нас-то за что?") и что претензия не безосновательна. А беременным, как известно12, вообще вредит (мешает) в основном запах, а не вкус. А у мана запах и не менялся, только вкус. Поэтому Раши исключает именно беременных и оставляет кормящих, вкус съеденного которыми сообщается их молоку.

И теперь Раши остается ответить на вопрос, к которому он сам нас подвел: а почему Всевышний, действительно, не сделал так, чтобы ман у каждого обретал только те вкусы, которые тому не вредят? Зачем нужно было создавать ситуацию, в которой многие вынуждены страдать (ок, претерпевать определенный дискомфорт) из-за того, что может навредить немногим? При том, что тех немногих никто не заставляет желать, чтобы ман приобрел вредный вкус. Наоборот, их всячески предостерегают. Разве этого недостаточно?

Чтобы ответить на этот вопрос, Раши и называет имя мудреца, от имени которого Сифри приводит притчу про заботливого царя, мудрого педагога и капризного принца – рабби Шимона. Рабби Шимона бар Йохая, Рашби. Который, как известно, придерживается принципа, сформулированного другим мудрецом Мишны, рабби Меиром: "меньшинство имеет значение" (хайшинан лемиута). Причем, в некоторых ситуациях, настолько, что мнение или интересы меньшинства берут верх над мнением или интересами большинства.

Рашби говорил13: "Я способен освободить весь мир от наказания [за грехи, совершенные в нем] от момента моего рождения и до наших времен. А если ко мне присоединится мой сын Элазар – то от сотворения мироздания и до сего момента. А если с нами будет Йотам бен Узияу14 – то от сотворения мироздания и до конца времен". Всего три человека – и весь мир за все времена. Значительное меньшинство, согласитесь.

Эта способность Рашби была связана с тем, что достигнутый им духовный уровень был таков, что для него духовное единство всех евреев во всех поколениях было столь явно, что он, в буквальном смысле, видел, как совершаемое каждым из евреев, происходящее с каждым из евреев, влияет на всех. Речь, еще раз подчеркнем, идет об объективной реальности. Просто данной в ощущениях лишь считанным единицам: главам поколений и т. п. Так вот, благодаря своему видению истинной картины духовных связей внутри народа Израиля и мироздания в целом, Рашби был способен узреть, какие именно поступки ему, его сыну и Йотаму бен Узиэлю следовало совершить для того, чтобы исправить все содеянное всеми когда-либо.

И подобным же образом он видел, как вред, причиненный немногим (и даже одному) может привести к трагическим последствиям для всего народа Израиля. И поэтому для него совершенно ясно, почему есть высший смысл в том, чтобы платить любую (в разумных пределах) цену за то, чтобы оградить каждого еврея от какого-либо вреда.

И, собственно, таков вывод из всего вышесказанного: Всевышний ограничил благо, ниспосылаемое всем сынам Израиля ради того, чтобы защитить от возможного вреда нескольких грудных младенцев. В том случае – младенцев в буквальном смысле слова. И тем более, когда речь идет о младенцах в духовном плане и о духовном благе и духовном вреде. Мы обязаны заботиться о духовном благе любого еврея, даже находящихся пока в духовном плане на младенческом уровне, ценой неудобств и ограничений для всех остальных сынов и дочерей Израиля, если понадобится. Ибо весь еврейский народ – единое целое.

Вот-вот должен прийти Машиах. С его приходом духовная природа вещей будет становиться все более явной и очевидной. В том числе и абсолютное единство душ (а через них и тел) Израиля не только в их корне, но и в этом, нижнем из миров. Вскорости, в наши дни, амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 33, стр. 71-77.)