В 1982-м году в США шло мощное движение за ратификацию поправки о равных правах. Конгресс США был готов утвердить эту поправку, если тридцать пять штатов приняли бы ее по отдельности. Согласно поправке не должно было быть никаких различий между мужчинами и женщинами. Соответственно, если бы поправка была ратифицирована, любая ортодоксальная община или синагога, где, естественно, женщин не вызывают к Торе и не считают в миньяне, не имела бы права на освобождение от налогов как другие некоммерческие организации.

Мне позвонили из руководства "Агуды" – объединения американских еврейских ортодоксальных общин – и сообщили, что одним из решающих штатов, от которых будет зависеть, ратифицируют ли поправку, является Северная Каролина. Три других штата сказали, что, если Северная Каролина ратифицирует поправку, они тоже это сделают. Поэтому надо добиться того, чтобы Северная Каролина отказалась.

– Но что же вы хотите от меня? – удивился я. – Ведь я же просто посланник Ребе здесь, а не какая-то политическая фигура!

– Надо начать посылать телеграммы в сенат штата всем его членам, – ответили мне на том конце провода, – объяснить, какая это будет катастрофа.

– Я подумаю об этом, – сказал я, повесил трубку, тут же ее поднял и набрал телефон рава Ходакова, главы секретариата Ребе.

Ходаков сразу же понял, о чем речь, и спросил:

– От имени кого ты собираешься посылать телеграммы?

– От имени Любавичей, – сказал я. – От кого же еще?!

– И кто дал тебе право писать телеграммы от имени Любавичей?

– Хорошо, пусть будет только Хабад Северной Каролины.

– И что это изменит? Это все равно Хабад. Нет. Никаких телеграм. У тебя есть связь с евреем в сенате штата, и он имеет там большое влияние.

Речь шла о сенаторе по имени Маршалл Рауш. Он, кстати, еще жив, слава Б-гу. Ему уже почти сто лет. Он поддерживал Хабад еще до того, как я приехал в Северную Каролину, был нашим добрым другом. Он занимался бизнесом, но его выбрали в сенат штата. К его мнению прислушивались.

За несколько лет до этого он был у Ребе и обещал возлагать каждый день тфилин. И он это честно исполнял. Однажды в 10 часов утра я пришел к его сыну на работу. И вдруг из соседнего кабинета вышел Маршалл Рауш с талитом и тфилин в руках. Он там молился! Увидев меня, он сказал:

– О, мне очень стыдно! Сегодня утром я встал, и у меня было не подходящее для молитвы настроение. Так что я взял тфилин с собой на работу, чтобы помолиться тут.

– Ну, Маршалл, теперь я знаю, что вы настоящий любавичский хасид! – воскликнул я.

– Что ты имеешь в виду? – удивился он.

– Вся идея хабадского подхода – что к молитве надо подходить серьезно, надо подготовиться, не просто вскочить и молиться в пижаме, – ответил я. Ему это понравилось.

И вот рав Ходаков дал мне указание поговорить с ним. Я не знал, какова его позиция по вопросу о поправке. И он был очень занят в сенате. Но я дозвонился до него и сказал:

– Я должен с вами поговорить.

И я начал объяснять, что происходит. Он даже не знал, что профсоюзы будут устраивать демонстрации в поддержку поправки, учителя будут устраивать демонстрации, и так далее и тому подобное.

– Смотри, – сказал он мне. – Я безусловно верю в права женщин, но поправка в том виде, в котором она представлена сенату, мне совершенно не нравится из-за всех ужасных побочных эффектов, которые она с собой несет. Я буду голосовать против.

– Я очень рад, – выдавил я.

– Раввин Гронер, – произнес он, – по-другому и быть не может! Ты же сказал, что я любавичский хасид. Хасид по-другому и не проголосует!

– Если вы любавичский хасид, – заявил я, – тогда вы точно должны кое-что сделать. Вы должны сделать так, чтобы поправка не прошла!

– Не волнуйся, – сказал он. – Дай мне день, я об этом позабочусь.

Он отправился в столицу штата, созвал там сенаторское совещание, и проект поправки положили под сукно. Это означало, что поправку даже не будут рассматривать и речь о ратификации даже не пойдет. Это произошло в пятницу, и в тот же день Иллинойс, Оклахома и Флорида сказали: раз в Северной Каролине ратификация не прошла, мы тоже не будем ратифицировать.

И все вечерние газеты вышли с фотографией Маршалла Рауша с подписью: "Человек, который завалил поправку к конституции".

Я позвонил ему на исходе субботы, и он сказал, что должен произнести речь. Он должен был говорить о чем-то другом, но мне сказал: "Та тема меня не волнует".

А мне позвонил рав Моше Богомильский. "Ты даже не представляешь, что происходит в "Агуде"! – воскликнул он. – Они организуют целую кампанию с телеграммами, а Ребе посылает одного посланника, и тот в одиночку, без фанфар, тихонько снимает весь вопрос с повестки дня! Они теперь преисполнены большого уважения к Ребе".