Бессчетное множество раз говорено о том, что Раши в своем комментарии к Пятикнижию интересуется только прямым смыслов слов Писания. А иносказательный и прочие смыслы – это не его. Как у всякого нормального правила и у этого есть свои исключения.
Точнее, есть в Пятикнижии целый ряд отрывков, прямой смысл которых – иносказательный. В силу жанра. В первую очередь это, естественно, песни: Песнь у моря, Песнь "Внемлите" и т. д. А также приводимое в недельном разделе "Балак" пророчество Билама, которое Писание снова и снова называет "притчей". Притчей!
Не удивительно, что, комментируя пророчество Билама, Раши снова и снова обращается к мидрашам. Было бы странно, если бы он этого не делал.
Также в комментарии к пророчеству Билама, Раши неоднократно ссылается на канонический арамейский перевод текста. Причем не для того, чтобы уточнить прямое значение слов, но чтобы расшифровать те или иные метафоры.
В общем и целом Раши довольно регулярно ссылается и на мидраши, и на Таргум (арамейский перевод). А в некоторых случаях и на то и на то, приводя первым тот источник, который ближе к прямому смыслу текста (само по себе то, что Раши дает два объяснения – указание на то, что каждое из них что-то объясняя, что-то другое оставляет или даже делает требующим объяснения).
Теперь, памятуя все вышеизложенное, обратимся к комментарию Раши к словам стиха "Вот народ как лев встает и как лев поднимается, не ляжет прежде, чем есть будет добычу и кровь убитых пить" (Бемидбар, 23:24): "Поднимаясь утром ото сна, они обнаруживают львиную силу в порыве исполнить заповеди: облачиться в талит и возгласить "Слушай, Исраэль!", и возложить тфилин". И далее к словам "не ляжет": "Ночью на ложе свое, пока не растерзает и не уничтожит всякого губителя, желающего напасть на него. Каким образом? Он возглашает "Слушай, Израиль!" на ложе своем и вверяет свой дух Вездесущему. Если приблизится стан или войско, чтобы причинить им вред, Святой, благословен Он, обороняет их и ведет их битву и повергает врагов. Другое объяснение "вот народ как лев встанет...", согласно Таргуму и т. д.".
Возникает вопрос: почему Раши (во втором комментарии) отдает предпочтение толкованию мидраша (конкретно – мидраша Танхума) и приводит первым его, а не толкование Таргума, согласно которому речь в данном конкретном фрагменте пророчества идет о вступлении сынов Израиля в Землю Израиля и овладении ею: "Он будет как лев обитать на земле лишь после бойни своей, и он овладеет достоянием народов"?
(Вот Рамбан, следующий за Раши по авторитетности толкователь прямого смысла слов Пятикнижия, вообще ограничивается одной версией Таргума. По его мнению, она все расставляет по своим местам и не оставляет места для существенных вопросов. Почему же Рамбана Таргум удовлетворяет полностью, а Раши – с таким большим трудом?)
Все это становится еще более интересным в свете того, что ниже (24:9), комментируя очень похожие слова "Преклонил колена, лег как лев, и как льва кто поднимет его!", Раши пишет: "Согласно Таргуму, они обитать будут на своей земле в силе и могуществе". Т.е. Раши, во-первых, ссылается только на Таргум, и во-вторых, принимает мнение Таргума, что образ лежащего и восстающего льва – это про манеру овладения (и дальнейшего владения) Землей Обетованной. Почему же, спрашивается, выше Раши задвигает толкование в этом духе на второй план?
Самое интересное, что речь идет об одном из стихов части пророчества, начинающихся словами "Мне муж..." (23:19), которые сам же Раши комментирует так: "Он поклялся им привести их и дать им во владение землю семи народов, а ты намереваешься убить их в пустыне?!" (источник, кстати, – мидраш Танхума). Т.е. сначала Раши пишет, что речь пойдет о предстоящем завоевании сынами Израиля Земли Израиля. А затем в комментарии к словам, которые несколько ниже он толкует в том же "просионистском", прости Г-споди, захватническом духе, Раши вдруг уходит совсем в другую, ультраортодоксальную степь: талиты, тфилины, Шма перед сном... Что это за вираж?
Возможно, дело вот в чем. Как известно, Билам подрядился попробовать проклясть сынов Израиля. Как он и опасался, сделать ему это не удалось. Учитывая то, как этот немолодой уже пророк хотел, чтобы получилось, можно сказать, что это был тот случай, когда попытка оказалась все-таки пыткой.
А потом еще и Балак начал требовать вернуть гонорар. Пришлось унизительно оправдываться. Унижения сводились к двум пунктам: во-первых, уж больно Всевышний любит сынов Израиля и опекает их шо та еврейская мама – не подступишься ни с какой стороны. А во-вторых, настолько сами сыны Израиля хороши со своими уникальными достоинствами, напрочь отсутствующими у других народов, что они мало того что неподпроклятны, но и, как ни противно в этом признаваться, заслуживают благословения, которое и было им выдано.
Структурно метафоричное пророчество-притча Билама делится, в целом, на две части. Начиная со слов "Как прокляну, если не проклял Б-г? И как гнев навлеку, если не гневался Г-сподь?" (23:8), он оправдывает себя тем, что уж слишком сильно Всевышний любит народ Израиля. А во второй (начиная со слов "Вот веление благословить получил я. Он благословил, и мне не отвратить!", 23:20) – исключительными достоинствами и заслуженностью самих сынов Израиля. Правда деление это не слишком строгое. Билам то и дело сбивается, путается, перескакивает с одного на другое – как всякий пророк, уличенный в неспособности исполнить свои служебные обязанности и вынужденный как-то оправдываться. Но в общем и целом – разбивка такова.
Поэтому слова начала первой части пророчества ("ибо с вершины скал вижу его"), Раши толкует: "Я всматриваюсь в их начало, в основание их корней, и вижу, что они, как эти скалы и высоты, прочно утверждены своими праотцами и своими праматерями". Любит их Всевышний! Вне связи с их заслугами или достоинствами. А незыблемо, как те скалы. Твердынно. Сущностно.
А во второй части ("Не усмотрел кривды в Яаакове", 23:21): "Согласно Таргуму – не видел идолопоклонников в доме Яакова. В соответствии с прямым смыслом прекрасное аллегорическое толкование: Святой, благословен Он, "не усматривает" кривды, которая в Яакове, – когда они преступают Его веления, Он не относится к ним со всей строгостью, всматриваясь во все их неблаговидные дела и в их проступки, какими они нарушают Его закон". "Прямой смысл", по мнению Раши, в данном случае – аллегорический, тот, что в мидраше Танхума. Но они приводятся вторыми! После варианта Таргума. По той очевидной (после данного объяснения) причине, что Таргум говорит о личных достоинствах Израиля (сквозная тема данной части пророчества Билама). А Танхума – опять о том, как сильно Всевышний любит народ Израиля, как не желает замечать их кривду и т. д. И поэтому более близкое к прямому смыслу аллегорическое толкование отправляется на второе место. Уступая (в толковании аллегорического текста) первое место более выдержанному концептуально варианту Таргума.
Теперь становится понятен порядок толкований и в нашем случае. Первым идет толкование мидраша, согласно которому речь о заслугах еврейского народа (ведь толкуемый стих расположен во второй части пророчества, проходящей под знаком этого самооправдательного аргумента Билама). И только вторым – Таргум, говорящий об овладении Землей Обетованной, как о еще одном знаке Б-жественного расположения к нам.
Обращает на себя внимание обращающих внимание то обстоятельство, что в мидраше сказано: "Поднимаясь утром ото сна, они обнаруживают львиную силу в порыве возгласить "Слушай, Исраэль!"" – а Раши расширяет и добавляет: "Поднимаясь утром ото сна, они обнаруживают львиную силу в порыве исполнить заповеди: облачиться в талит и возгласить "Слушай, Исраэль!" и возложить тфилин".
Окей, талит и тфилин, действительно, среди заповедей, которые человек исполняет с утра пораньше (а если попозже – то это только потому, что засиделся за изучением хасидизма и т.д.) – не поспоришь. Но и авторы Танхумы были в курсе этого. Однако они ограничились одним "Шма". А Раши зачем-то добавил талит и тфилин. Зачем?
Кроме того вызывает вопросы порядок перечисления заповедей: цицит, Шма и тфилин. В Торе первым упоминается тфилин, затем цицит и только затем Шма. И исполняются заповеди не в той последовательности, в которой они перечисляются Раши: сначала облачаются в талит, затем возлагают тфилин и только затем читают Шма. Ибо, как известно, читающий Шма без цицит и тфилин – словно лжесвидетельствует и т. д.
И еще один момент. В мидраше сказано: "Вот они спят от Торы и заповедей. Но поднимаясь ото сна, они обнаруживают львиную силу в порыве возгласить "Слушай, Израиль" и коронуют Святого, Благословен Он". Раши же переиначивает: "Поднимаясь утром ото сна, они обнаруживают львиную силу в порыве исполнить заповеди: облачиться в талит и т.д.". Как нетрудно заметить, Раши опускает упоминание о нашем сне, добавляет слова про "порыв исполнить заповеди" и опускает объяснение сути заповеди Шма – "коронование" Всевышнего. (А еще Раши зачем-то добавляет, что пробуждение – это именно утром. Но это можно списать на то, что во времена Танхумы все спали по ночам и бодрствовали по утрам. А в средние века уже начались сбои в системе. Но может быть все и не так просто...)
Очевидно, все три изменения взаимосвязаны. По мнению мидраша, речь идет о том, что во время сна сыны Израиля спят не только физически, но и духовно. Поэтому, после пробуждения им надлежит первым делом принять на себя, посредством чтения Шма, ярмо Небес.
А по мнению Раши, еврей спит – служба идет. Не мы виноваты, что ночью ни тфилин не потфилинить, ни цицит не поцицитить! Но как только наступает утро – мы "обнаруживаем львиную силу в порыве исполнить заповеди". Так соскучились по их исполнению за ночь, что кюшать не можем! Чтобы подчеркнуть эту мысль, Раши и убирает упоминание о сне и о смысле чтения Шма, зато добавляет про тягу к заповедям в целом, не конкретизируя.
Порядок заповедей у Раши (в данном случае) – от общего к частному: цицит – заповедь, как известно, приравненная ко всем остальным заповедям вместе взятым, Шма – заповедь глобальная, основополагающая, но не приравненая ко всем заповедям. И наконец тфилин – очень важная, но совершенно частная заповедь (впрочем, являющояся знаком напоминания об Исходе из Египта, в память о котором установлен целый ряд заповедей).
Судя по всему, Раши расходится с Танхумой в понимании значения заповеди чтения Шма (в продолжение масштабного спора на эту тему чуть ли ни во всей еврейской литературе). По мнению Танхумы, заповедь Шма сводится к чтению первого стиха, представляющего собой декларацию "коронования" Всевышнего на "царствование" над мирозданием.
Раши же считает, что заповедь – читать Шма целиком. В первом стихе – коронование Всевышнего. А далее – принятие ярма Небес и ярма заповедей. Включая и заповедь цицит (упоминаемую в третьей части). Еще и поэтому Раши упоминает облачение в талит до чтения Шма. Шма необходимо читать в цицит, на практике напоминающих обо всех заповедях и приравненных к ним ко всем.
Возвращаясь к объяснению, согласно которому во второй части пророчества Билама упор делается на достоинства Израиля, а не на расположение к нему Всевышнего, становится понятным, почему Раши подчеркивает "порыв исполнить заповеди". Порывисто хватают то, чем дорожат. А то, чем не дорожат, даже если и берут, то без энтузиазма. Уж точно без порыва. Раши считает, что, по мнению Билама, сыны Израиля такие молодцы, что рвутся исполнить любую подвернувшуюся заповедь, днем или ночью.
Танхума же, не видя ничего такого в тексте, ограничивается тем, что приписывает сынам Израиля порыв только на этапе "коронования Всевышнего", т. е. в исполнении тех заповедей, важность которых им очевидна. (И не спрашивайте почему и как очевидна – ответа нет. Как вожжа под мантию попадет, так и будет! И человек, не соблюдающий субботу ляжет костьми, чтобы наложить тфилин. И в субботу тоже! Дурдом, конечно. Но по-своему трогательный. В конце концов именно такими нас любит Всевышний.)
Поэтому Танхума ограничивается упоминанием Шма, а дальше переходит к подобающему поведению сынов Израиля в мирских аспектах их существования. По мнению Танхумы, духовного подъема, испытываемого евреем во время подобающего исполнения заповеди Шма хватает на весь наступающий день. Включая все аспекты жизнедеятельности. Исполнение же заповедей в целом не обязательно должно сопровождаться духовным "штурмом". Достаточно того, чтобы заповедь была исполнена "технически".
Раши же, напирающий на достоинства сынов Израиля, подчеркивает (устами Билама), что любую заповедь евреи, в силу своего диктуемого наследственностью основного инстинкта, соблюдают трясущимися от нетерпения руками и с горящими от несдерживаемого энтузиазма глазами.
Глава "Балак" читается, как правило, на неделе, на которую приходится 12-е тамуза – день Освобождения, когда шестой Любавический Ребе, Ребе Раяц, в добрый час покинул пределы того проклятого государства.
Порыв, о котором говорит Раши, Танхума и прочие еврейские источники – это служение на столь высоком уровне отдачи, когда рациональные соображения утрачивают значение, а упорядоченность и системность – смысл. Самопожертвование – это не что-то, что совершается на холодную голову. В холодную голову всегда приползут холодные мыслишки. Сам не заметишь, как начнешь морозиться. И даже не поймешь, что произошло.
Служение Ребе Раяца на протяжении всей его жизни, каждую минуту, было преисполнено тем самым порывом служения, о котором пишет Раши. Ребе Раяц – тот самый непобедимый,в своей безупречности еврей, о котором говорил в пророческом раже Билам. И до прихода чертовой советской власти, в противостоянии чуть более естественному, но от этого не менее проклятому режиму, и после прихода, и во время ареста, и после освобождения, и далее повсюду и во всем.
Этим своим умением и силами для его реализации Ребе Раяц щедро делился со всеми своими последователями. Благодаря чему единственно и уцелело хоть что-то от "советского", прости Г-споди, еврейства. На нас оказывалось противоестественное по мощи и вектору давление. Противоставлять ему рутинное исполнение заповедей, без блеска в глазах и трепета в груди, как честно пытались некоторые, было бессмысленно и, чтоб никого не обидеть, убого. Выживали (в духовном плане) только буйные. Т.е. хасиды Хабада.
Советскую власть мы пережили. То, что осталось – это уже настолько не страшно, что даже не смешно.
Вот-вот придет Машиах. И исполнится напророченное старым хромоножкой (24:17-19): "Вижу его, но не теперь, на него взираю, но не близко: взошла звезда от Яакова, и поднялся скипетр от Израиля; и сокрушит он пределы Моава и разгромит всех сынов Шета. И будет Эдом подвластен, и будет подвластен Сеир, его враги, а Израиль умножает мощь. И властвовать будет из Яакова, и истребит уцелевшее из города". Не, ну, чисто в положительном смысле слова! Но хоть так!
(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 33, стр. 149-155.)
Начать обсуждение