"Я займусь лечением"

К трудностям и без того суровой зимы прибавились, упаси Б-г, эпидемии: сыпной тиф и грипп. Мой муж тоже заболел. Он слег и пятнадцать дней провел в постели, вставая с нее лишь ценой огромных усилий.

Примерно месяц спустя у меня тоже начала подниматься температура - до сорока! Чтобы меня осмотрел врач, нужно было попасть в больницу. Она находилась километрах в пяти от места, где мы жили, причем дорога все время шла в гору, так что мы решили пока туда не идти.

В Чиили был один ссыльный доктор-нееврей. Так как он не имел права практиковать, ему приходилось, идя к нам, переодеваться в чужую одежду, чтобы остаться неузнанным. По той же причине он приходил обычно в час-два ночи. Осмотрев мужа, он выписывал лекарства, но личной печати, которую положено ставить на рецепты, у него, естественно, не было. Однако, благодаря тому, что аптекарь был в хороших отношениях с моим мужем, благословенной памяти, мне выдавали лекарства по такой бумажке, хотя этим аптекарь подвергал себя большой опасности.

Я пролежала с температурой несколько дней, и мы решили все-таки позвать нашего доктора. Он сказал, что у меня, возможно, сыпной тиф - очень заразная болезнь…

В кишлаке неподалеку жила семья эвакуированных - шойхет и его жена. Они пришли к нам просить мужа договориться с врачами в больнице, чтобы уберечь шойхета от мобилизации в армию и отправки на фронт. Остановились они у нас, несмотря на протесты хозяйки квартиры (в то время было запрещено пускать в дома проезжающих по железной дороге).

Жена шойхета увидела меня, лежащую в кровати, те условия, в которых мы живем, и моего мужа, стоящего у печки и готовящего мне кашу, попутно разбирая, что "сказано у Маарша1" по поводу того, нужно ли сначала заливать молоко или засыпать крупу... Она заявила, что не покинет нас до тех пор, пока я не выздоровею и не встану с постели. Я сказала: моя болезнь заразна и может представлять большую опасность для тех, кто находится рядом. На это она ответила, что нисколько не боится и не намерена изменять свое решение. Сняв с себя дорожную одежду и переодевшись в домашнее, она покормила своего мужа и сразу принялась за дело. Начала с меня - первым делом сняла одежду, в которой я пролежала несколько дней, без конца потея от сильного жара. Потом постелила свежее белье на кровать и на подушки - старое так пропиталось потом, что затвердело и резало меня, как нож. Тот, кто не пережил подобного, не сможет понять, что это было за удовольствие - лежать на чистой постели! Потом жена шойхета сварила мне манную кашу, причем без всяких пилпулей2, так что у меня, наконец, было что поесть…

Температура не спадала, и наш знакомый доктор продолжал - с обычными своими предосторожностями и под покровом ночи - свои визиты. Когда он уходил, муж обычно доставал книгу Псалмов, которая сейчас здесь, со мной3, и говорил: "Теперь я займусь лечением…"

В нашей комнате жили теперь четыре человека, так что мужу моему приходилось спать на полу у двери - другого места не было, к тому же он опасался заразиться от меня сыпным тифом, который при его слабом здоровье наверняка оказался бы для него смертельным.

Наша гостья, жена шойхета, устроила себе место рядом с моей кроватью. Поскольку в комнате находился посторонний мужчина - мой муж, а перегородки отсутствовали, она практически все время проводила одетой. Она и ее муж не могли ни кашлянуть, ни сделать лишнего движения – хозяйка не должна была догадаться, что они ночуют в нашей комнате.

В таких условиях, в атмосфере неопределенности (врач так и не мог с уверенностью сказать, чем я больна) моему мужу не оставалось другого выхода, кроме как садиться за стол и читать Теилим. Слезы текли у него рекой. Я часто наблюдала, лежа в постели, за этим чтением и видела, с каким разбитым сердцем муж произносит слова псалмов. Казалось, даже камни тронуты его слезами! Я верила полной верой - и верю и по сей день, что именно его Теилим помогли моему исцелению от болезни...

Шли дни, жар постепенно начал спадать. Одновременно с этим уменьшались и наши опасения, что я больна "сыпняком". Если бы у меня была эта болезнь, то в тех условиях, в которых мы находились, не было ни малейшей возможности провести все необходимые для лечения процедуры…

"Мы слышали, что ваша жена нездорова"

Наступила пятница - канун Шаббата, а у нас в доме не оказалось ни кусочка хлеба. Как я уже говорила, нас тогда в комнате жило четыре человека, и у наших гостей к пятнице закончились лепешки, которые они привезли с собой. Рыбу мы купили на базаре, жена шойхета ее приготовила. Ее муж принес два ведра воды - тоже не такое простое дело: веревка, на которой мы опускали ведра в колодец, порвалась, а наши нееврейские соседи не желали одолжить нам другую… Но в конечном счете со всем удалось справиться, мы даже убрали комнату и помыли полы в честь святой Субботы. Однако хлеб! Хлеба не было, как не было никакой возможности найти что-нибудь ему в замену.

Мы сидели в комнате, сильно обеспокоенные. Муж мой сидел у окна, ему было очень невесело: скоро Шаббат, и ничего нельзя сделать! Вот уже подходит время благословить субботние свечи…

Вдруг мы увидели, что по улице идет девушка в нееврейской одежде, закутанная в огромную шаль так, чтобы никто не мог разглядеть ее лица. Она постучала в дверь и зашла в комнату, направившись прямо к моему мужу. "Вы раввин Шнеерсон?" - спросила девушка и достала из-под шали большую буханку хлеба, завернутую в полотенце! "Моя тетя прислала вам этот хлеб, - сказала она. - Мы слышали, что ваша жена нездорова…" Тетя этой девушки руководила государственной пекарней и имела возможность время от времени выпекать лишний хлеб - за счет уменьшения веса каждой буханки на несколько грамм. Однако тех, кто попадался на этом, ждало самое строгое наказание!

О, что за вкус был у этого хлеба! Конечно, это был самый обычный черный хлеб, но я говорю сейчас не о вкусовых его качествах в буквальном смысле, а о том, что эта буханка позволила нам ненадолго забыть о голоде, тем более накануне Субботы. Муж тут же разрезал буханку на две части, накрыв их салфеткой. Таков был наш лехем мишне4 в тот Шаббат…

Девушку, принесшую хлеб, проводили до ворот, стараясь, чтобы ее не увидела квартирная хозяйка, которая в последнее время начала бурчать что-то вроде: "К попу слишком много ходят" , - а нам такое внимание было совершенно ни к чему, поскольку вполне могло привести к увеличению срока ссылки еще на пару лет!

Перед этим, в ночь на пятницу, мой муж читал Теилим. Это было не обычное чтение псалмов, не просто чистые рыдания, и не проявление упадка сил… Он изливал всю свою душу - с величием и силой истинной веры, с чувством подлинной близости к Б-гу.

В Шаббат я уже смогла сесть на кровати, еда у нас тоже была. Мой муж и наш гость, шойхет, молились вместе, оба в талесах. После молитвы устроили фарбренген.

Есть такая поговорка: "Когда радуется бедняк? Когда теряет, а потом находит". Я начала потихоньку оправляться от своей болезни.

Спасти душу от смерти - для жизни

После Субботы мой муж повстречал своего земляка - сапожника из Добрянки (насколько мне известно, он был не простым сапожником). С достоинством и скромностью держал он себя с "илуем5 из Подобрянки6", как он называл моего мужа, и это притом, что тот никогда не просил, чтобы ему оказывали почет. Окружающие даже звали его обычно уменьшительным именем - Лейвик.

Дочь этого сапожника работала врачом в больнице. По просьбе моего мужа она положила шойхета, нашего гостя, на обследование в отделение желудочных заболеваний. Он должен был пройти рентген, чтобы подтвердить, что у него действительно имеется заболевание. Но и тут удалось найти выход. В областной больнице в Кзыл-Орде был рентген-кабинет, которым заведовала дочь нашего хорошего друга Калякова . Рентген нужно было сделать, не теряя времени, так как шойхета скоро должны были призвать в армию. Уже в воскресенье днем он поехал в Кзыл-Орду с бумагами, где указывалось, что он страдает опасной болезнью, требующей сложной операции, но поскольку состояние здоровья его слабое, то операцию лучше отложить на несколько месяцев. А доктор Калякова устроила все, что нужно, с рентгеном. Она взяла копию снимка человека, страдавшего такой же болезнью, и вложила в бумаги шойхета, естественно, подписав снимок его фамилией.

Вся процедура заняла около двух недель. Это время шойхет провел в доме у Каляковой, а когда бумаги были оформлены, вернулся к нам в Чиили. Он представил свои документы в военную комендатуру, где было вынесено решение: из-за желудочного заболевания ему предоставляется отсрочка на шесть месяцев, он может возвращаться домой.

У нас это известие вызвало большую радость: несмотря на тягчайшие условия нашей жизни, нам удалось спасти душу от истинной опасности, буквально от смерти - к жизни! Нам удалось добиться этого, поскольку каждый раз, когда мой муж обращался к кому-то с просьбой - как бы трудно ни было ее исполнить, - люди не могли ему отказать…

Перевод с идиша Цви-Ѓирша Блиндера