Рабби Хаим бен Аттар, известный больше под именем Ор Ахаим1, был одним из величайших мудрецов Торы XVIII столетия. Уроженец Марокко, он последние годы своей жизни провел в Иерусалиме. Там же он основал йешиву. Баал-Шем-Тов говорил, что душа рабби Хаима бен Аттара – половина души Мошиаха. Вторая половина души Мошиаха принадлежала самому Баал-Шем-Тову, поэтому, если бы они встретились, немедленно наступило бы полное и окончательное Освобождение.

Однажды Баал-Шем-Тов направил своего шурина, Гершона Китовера, в Страну Израиля с миссией. "Когда у тебя появится возможность, – сказал ему Баал-Шем-Тов, – обязательно разыщи Ор Ахаима и спроси у него, есть ли надежда, что моя мечта привести Мошиаха сбудется. Святой Ор Ахаим возглавляет две йешивы. В одной изучают открытую часть Торы – законодательные кодексы и Талмуд, – и даже туда попасть чрезвычайно нелегко. О существовании второй йешивы знают лишь избранные. Там Ор Ахаим раскрывает своим ученикам величайшие тайны Торы. Ты должен попасть в число избранных. Сделай для этого все возможное. Но очень тебя прошу: постарайся сохранить инкогнито, не говори, кто ты и откуда, без крайней нужды".

Прибыв в Иерусалим, рабби Гершон направился в дом учения Ор Ахаима. Ученики рабби Хаима, разделившись на пары, повторяли пройденный урок Талмуда. Рабби Гершон присел за один из столов, чтобы послушать, о чем они говорят. Ученики тотчас же прервали занятие. "На уроках позволено присутствовать лишь тем, кто зачислен в йешиву, – сказал один из них. – Для этого нужно получить согласие учителя".

Когда рабби Китовер встретился с Ор Ахаимом, тот, пристально вглядевшись в лицо своего гостя, спросил:

– Кто ты? И откуда ты прибыл?

– Я родом из Польши, – ответил рабби Гершон, стараясь следовать просьбе Баал-Шем-Това не раскрывать себя и в то же время понимая, что от праведника правду утаить невозможно. – Очень хочу учиться в вашей йешиве.

– Хорошо ли ты знаешь Пятикнижие и Талмуд?

Рабби Китовер кивнул.

– Что ж, – сказал Ор Ахаим, – ступай в дом учения. С сегодняшнего дня ты мой ученик.

В течение первой недели рабби Китовер прилежно посещал уроки, повторял пройденное с напарником по учебе и очень осторожно пытался выяснить что-нибудь о второй йешиве. Ученики Ор Ахаима либо ничего не слышали о ней, либо не хотели говорить. Видя, что все его расспросы тщетны, рабби Китовер собрался с духом и решил поговорить с учителем.

– А кто сказал тебе, что есть такая йешива? – спросил Ор Ахаим.

– Мой зять, реб Исроэль, – ответил рабби Гершон, надеясь, что этой информации будет достаточно.

– Реб Исроэль? – переспросил Ор Ахаим. – Я его знаю?

Он внимательно посмотрел рабби Гершону в глаза, словно заглядывая в самые сокровенные уголки души, и сказал:

– Вижу, что ты готов к большему. Сегодня в полночь один из моих учеников приведет тебя к нам.

Три ночи рабби Гершон приходил в йешиву, спрятанную в пещере, и вместе с другими учениками рабби Хаима изучал тайны Каббалы, а на четвертую двери перед ним закрылись. Служка сообщил ему, что сделано это по указанию главы йешивы. В Талмуде говорится, что только тот ученик, который, помимо своих занятий Торой, прислуживает мудрецам в их повседневных нуждах, удостаивается истинного знания. Так как рабби Гершон не прислуживал мудрецам, глава йешивы решил, что он не достоин посещать уроки Каббалы.

Рабби Китовер решил исправить это упущение. Он начал, по возможности незаметно, наблюдать за рабби Хаимом, стараясь подмечать мельчайшие детали в поведении праведника. Наконец рабби Гершон обратил внимание, что рабби Хаим меняет головной убор и обувь перед тем, как зайти в уборную. Дождавшись в следующий раз, когда глава йешивы надел свою особую феску, рабби Гершон тут же принес ему тапки. Рабби Хаим поблагодарил его, но больше ничего не сказал. Этой же ночью рабби Гершон снова отправился в йешиву в пещере и был допущен к занятиям.

Нескольких недель рабби Китовер провел в Иерусалиме. Днем он изучал Талмуд и законодательные кодексы, а ночью, в числе избранных, впитывал величайшие тайны Торы, которые раскрывал им Ор Ахаим. Учитель неоднократно пытался разузнать больше о своем новом ученике, но рабби Китовер, помня о наказе своего зятя, был в такие моменты немногословен и уклончив.

Но вот однажды Ор Ахаим позвал рабби Гершона к себе и сказал:

– Ты должен сообщить мне немедленно, кто твой зять, как его зовут и откуда он.

Тон был требовательным, взгляд – грозным, и рабби Гершон понял, что не может больше скрывать правду.

– Мой зять – праведник и великий мудрец Торы рабби Исроэль Баал-Шем-Тов, – сказал он.

– Рабби Исроэль Баал-Шем-Тов?! – воскликнул Ор Ахаим. – Я хорошо с ним знаком. Мы видимся с ним в высших мирах. Знаешь ли ты, – добавил Ор Ахаим, сурово глядя в глаза рабби Китоверу, – что твое молчание едва не стоило мне жизни? Когда на Небесах увидели, что я не оказываю должного почета ученику такого человека, меня решили наказать. Лишь вмешательство самого Баал-Шем-Това спасло меня от верной гибели.

Рабби Китовер молчал, не зная, что ответить. Молчал и Ор Ахаим, прикрыв глаза и погрузившись в собственные мысли.

– Ступай. Ты не можешь больше учиться в моей йешиве, – сказал он наконец. – Ученику Баал-Шем-Това не нужен второй учитель.

Теперь, когда тайна рабби Китовера была раскрыта, он смог рассказать праведнику о стремлении своего зятя попасть на Святую Землю. Ор Ахаим тотчас же написал письмо и попросил рабби Китовера переправить его Баал-Шем-Тову.

"Я узнаю, – писал Ор Ахаим, – суждено ли Вам побывать здесь, и обязательно напишу Вам". Но когда праведник вознесся душой в Высшие миры, ему открылось видение, которое чрезвычайно опечалило его. Ор Ахаим увидел фигуру Баал-Шем-Това, лишенную ног. Он понял, что рабби Исроэль никогда не ступит на берег Святой Земли.

Баал-Шем-Тов о видении Ор Ахаима так и не узнал, поскольку второе письмо по каким-то причинам до него не дошло. Чувствуя, что ждать больше не в силах, Баал-Шем-Тов решил добраться до Эрец-Исраэль во что бы то ни стало и начал собираться в дорогу. С собой он взял дочь Адель и своего хасида Цви-сойфера.

Без особых приключений им удалось добраться до Одессы. Оттуда на ближайшем корабле они отплыли по направлению к Турции и к празднику Песах достигли Стамбула. И здесь святое наитие внезапно оставило праведника. Более того, реб Цви сообщил ему, что деньги подошли к концу, и им не только не на что купить билеты, но даже отпраздновать Песах не получится.

Утром, в канун Песаха, Адель отправилась на берег моря к гавани, чтобы постирать одежду – единственное, что она могла сделать в честь наступающего праздника. Представляя себе, что за седер у них будет без мацы и без вина, да и без любой другой еды, она начала плакать. В это время к пристани пришвартовался корабль. Один из пассажиров, богатый еврей, увидев Адель, спросил у нее:

– Что случилось? Почему ты плачешь?

– Мой отец – праведник, – ответила она, – но на Небесах постановили лишить его святого наития. Сейчас он сидит в синагоге, а я не знаю, что делать, потому что вот-вот начнется праздник, а у нас ничего нет.

– Приведи отца ко мне, – сказал еврей. – На праздник вы будете моими гостями, и я обеспечу все ваши нужды.

Никакой особой святости в Баал-Шем-Тове хозяин не заметил, особенно, когда тот, отказавшись от еды, выпил довольно много вина, сославшись на то, что таков был обычай вавилонского мудреца Равы, как об этом говорится в трактате Брахот: мацу во время седера надо есть с аппетитом, а вино в больших количествах как раз обостряет чувство голода. Выпив вина, Баал-Шем-Тов ушел в комнату, отведенную ему хозяином, и заснул.

Пришло время идти на вечернюю молитву. Хозяин решил не беспокоить гостя, но, вернувшись из синагоги и обнаружив, что тот еще не выходил из комнаты, он попросил Адель разбудить отца, чтобы начать пасхальный седер. Адель ответила, что из уважения к отцу она это сделать не может. Тогда хозяин сам вошел в комнату, где спал гость. Он увидел пылающее неземным светом лицо Баал-Шем-Това. Глаза праведника были широко открыты, и из них потоком лились слезы. В испуге хозяин ретировался, осознав, наконец, что его гость – действительно святой человек.

Через некоторое время Баал-Шем-Тов встал, помыл руки и произнес вечернюю молитву в возвышенном единении со своим Творцом. Святое наитие вернулось к нему. Затем он присоединился к седеру. В конце седера, произнося благодарственную молитву "Аллель", он с особым чувством провозгласил стих: "Тому, кто один совершает великие чудеса, ибо вечна милость Его". До сих пор хозяин не осмеливался расспрашивать его, но по окончании седера набрался смелости и спросил, почему праведник плакал во сне и почему выделил именно этот стих. "Жизнь евреев Стамбула оказалась под угрозой, и я пытался убедить Небесный Суд отменить приговор даже ценой моей собственной жизни, – сказал Баал-Шем-Тов. – Слава Б-гу, опасность миновала".

На следующее утро перед началом утренней молитвы в синагогу ворвался известный еврейский виноторговец и объявил: "Мазал Тов! Мы все спасены!" И он рассказал следующее.

Турецкий султан любил прогулки в одиночестве. Чтобы его не узнали, он переодевался в одежды простолюдина. Однажды за городом на него напали бандиты и утащили его в свое логово. Очистив карманы пленника, они приготовились убить его. Султан хотел было назвать себя, но затем подумал, что бандиты, опасаясь, что в этом случае им не избежать правосудия, тем более прикончат его. Тогда он сказал:

– Какая вам польза, если я умру? Но, оставив меня в живых, вы можете хорошо заработать.

– Как?

– Я умею делать покрывала из обычных половиков. Знатоки готовы платить за мои покрывала немалые деньги. Купите мне половики, я буду делать одно покрывало в день. Вы станете продавать их в Стамбуле, а моей наградой будет жизнь.

Ему предложили попробовать, и весь следующий день султан занимался вышиванием. Затем он вручил покрывало одному из бандитов и сказал: "Это покрывало стоит столько-то, – он назвал сумму. – Не продавай ни в коем случае, если тебе предложат меньше. Только специалисты высочайшего класса могут оценить мою работу. Так что не обращай внимания, если над тобой будут смеяться. Продолжай искать того, кто купит за назначенную цену".

Посланник отправился на базар и, когда он назвал цену, над ним действительно начали смеяться. Более того, вокруг него собралась толпа насмешников, которые показывали на него пальцем, хохотали и улюлюкали. Это привлекло внимание одного еврейского виноторговца, который решил разобраться в ситуации. Продавец покрывала не выглядел сумасшедшим. Виноторговец внимательно рассмотрел покрывало и заметил, что в вышивке проступает одна буква – первая буква имени султана. Виноторговец пригласил продавца к себе в лавку и купил покрывало за запрошенную цену. На вопросы о том, кто сделал вышивку, продавец отвечать отказался, но предложил приносить на продажу по одному покрывалу в день. Виноторговец согласился.

Купив второе покрывало и обнаружив на нем вторую букву имени султана, виноторговец поспешил во дворец, где с ног сбились в поисках правителя, сохраняя, тем не менее, сведения о его исчезновении в тайне. Когда виноторговец потребовал сообщить ему, все ли в порядке с султаном, к нему отнеслись с подозрением, но после допроса доверили ему историю пропажи правителя и попросили продолжать покупать покрывала. И так со временем буква за буквой вслед за именем султана виноторговец получил сведения о месте пребывания пленника. Тогда стража захватила посланника бандитов, а затем напала на убежище разбойников и освободила султана.

Еврея вызвали во дворец.

– Проси чего хочешь, – сказал султан.

– То, что я удостоился спасти жизнь правителя, – само по себе для меня награда, и другой мне не надо, – ответил виноторговец.

– Тогда я издаю указ, согласно которому ты и все твои потомки удостаиваетесь привилегии беспрепятственно приходить к правителю Турции в любое время без всякого дополнительного разрешения, – заявил султан.

Прошли годы, скончался султан, скончался и виноторговец. Новый султан, сын предыдущего, за несколько дней до начала Песаха прогуливался по улицам Стамбула в сопровождении своего главного визиря. Он увидел евреев, заносящих в дома пакеты с мацой.

– Что это такое? – спросил молодой султан.

– А это евреи едят в свой праздник Песах. Маца называется. А у самых заядлых это маца шмура – особая маца, в которую добавляют кровь мусульманских младенцев. Евреи специально режут их перед праздником. Проверить это дело легко. Спросите сами у евреев, которые выглядят поортодоксальнее, что у них за маца.

Султан спросил, и первый же встречный еврей гордо сообщил, что на весь праздник у него только маца шмура. Никто не сообщил султану, что на самом деле "шмура" означает всего лишь мацу, приготовленную с особыми дополнительными предосторожностями против заквашивания. И в тот же день султан велел составить списки всех евреев, которые используют такую мацу, чтобы в первый день праздника арестовать их и казнить.

В канун Песаха молодой виноторговец, сын спасителя предыдущего султана, прилег отдохнуть, и во сне ему явился отец, который сообщил ему о готовящейся резне и посоветовал, пользуясь семейной привилегией, поговорить с султаном и объяснить, что вся история с мацой – кровавый навет со стороны визиря, который тайно исповедует христианство, чему может служить доказательством крест у него под подушкой.

Молодой человек, проснувшись, попытался выбросить сон из головы и продолжил свои приготовления к празднику, но внезапно почувствовал необоримую усталость и снова прилег. Сон повторился. Проснулся он уже ночью и, убежденный теперь, что к этому сновидению следует отнестись серьезно, поспешил во дворец. Султан уже спал, и молодой виноторговец, показав документ, подписанный предыдущим правителем, попросил разрешения поговорить с его вдовой. Тронутая рассказом молодого человека, пожилая женщина разбудила своего сына. Не зная о его замысле и не будучи уверенной, является ли все рассказанное виноторговцем плодом его воображения или истиной, она сказала султану, что ее покойный муж явился ей во сне и попросил предостеречь сына от совершения великого зла.

– Никакого зла я не замышляю, – ответил молодой султан.

– А против евреев ты, часом, ничего не собираешься предпринять? – спросила его мать.

– Против евреев собираюсь, но это из-за того, что они используют мусульманскую кровь в ритуальных целях.

Убедившись, что страхи виноторговца имеют под собой основания, мать передала сыну просьбу своего ночного посетителя, напомнив, что их семья – в вечном долгу перед семьей спасителя старого султана. Молодой султан согласился, послал стражу в комнату визиря. При обыске под подушкой действительно нашли распятие. Визиря зарубили на месте. Именно в этот момент Баал-Шем-Тов провозгласил с особым чувством стих: "Тому, кто один совершает великие чудеса, ибо вечна милость Его".

По окончании праздника хозяин, принимавший Баал-Шем-Това, купил билеты для него, его дочери и Цви-сойфера на корабль, направлявшийся в Яффо. Желая отблагодарить щедрого человека, у которого не было детей, рабби Исроэль сказал ему: "Клянусь, что в этом году ваша жена родит сына!" И в этот момент Баал-Шем-Тов услышал голос с Небес: "Праведник повелевает, а Всевышний исполняет. Согласно этому правилу твоя клятва не может быть нарушена, и у этого человека родится сын. Но эта пара физически не могла иметь детей, и теперь Всевышнему придется нарушить из-за тебя законы природы. За это ты лишаешься своего удела в Грядущем мире!"

"Хвала Создателю! – провозгласил Баал-Шем-Тов. – Теперь я смогу служить Всевышнему ради Него самого, не ожидая выгоды!" И он снова обратился к богачу: "Я не знал, что вы не могли иметь детей в принципе. Но мое обещание остается в силе". Тогда он снова услышал голос с Небес: "Твоя готовность служить Всевышнему не ради награды показывает, что ты заслуживаешь удела в Грядущем мире".

На второй день путешествия рабби Исроэль вдруг снова ощутил, что святое наитие покинуло его. "Ничего, – подумал Баал-Шем-Тов, – как только я встречусь с великим рабби Хаимом, я вновь обрету прежние силы". Тотчас же поднялся сильный ветер, и небо затянуло черными тучами. Корабль закружило, как щепку. Загремел гром. Засверкали молнии. Нахлынувшая волна подхватила и унесла за борт Адель. Девушка закричала, взывая о помощи, и рабби Исроэль, в отчаяньи воздев руки к небу, воскликнул: "Раз такова воля Свыше, я готов отступить!" Ветер утих, море успокоилось. Адель была спасена. Корабль спокойно продолжил плавание.

Рабби Исроэль высадился в первом же порту и вернулся в Меджибуж, смирившись с мыслью о том, что попасть на Святую Землю и встретиться с великим Ор Ахаимом ему не предначертано Свыше.

Прошло три месяца. Субботу 14 тамуза рабби Исроэль Баал-Шем-Тов проводил в городе Броды. Готовясь к третьей трапезе, он, как обычно, омыл руки и преломил хлеб, но через несколько секунд к удивлению своих учеников вдруг произнес: "Угас светоч Запада!" Ученики удивились: что Ребе имеет в виду? В Талмуде, в трактате Шаббат, рассказывается о семисвечнике, который стоял в Храме. Семь лампад семисвечника располагались по направлению с запада на восток. Все лампады были одинаковы по размеру, и в них каждый вечер заливалось одинаковое количество оливкового масла, достаточное для горения в течение самой длинной ночи в году. Следующим вечером священник очищал лампады и заливал в них новое масло. И каждый день происходило чудо. Огонь западной лампады продолжал гореть в течение суток, и священник зажигал от него остальные шесть лампад. Это чудо свидетельствовало о том, что Б-жественное присутствие вечно пребывает в народе Израиля. О чем же тогда говорит Ребе? Однако расспрашивать своего учителя ученики не осмелились.

Когда закончилась суббота, Баал-Шем-Тов надорвал край одежды, как это делают в знак траура после кончины близкого человека. Затем он объяснил: "Есть некая тайна, сокрытая в благословении, которое произносят, омыв руки перед третьей субботней трапезой. Лишь одному человеку в поколении раскрыта она. До сих пор этим человеком был Ор Ахаим. И вот сегодня, когда я омывал руки перед третьей субботней трапезой, величайшее озарение снизошло на меня. Тайна раскрылась мне, и я понял, что святой Ор Ахаим, светоч Запада, возвращает свою чистую душу Творцу".

Баал-Шем-Тов назвал его светочем Запада, потому что рабби Хаим бен Аттар, великий мудрец поколения, озарял своим учением весь мир, подобно неугасавшей западной лампаде семисвечника, делившейся своим светом со всеми остальными лампадами, которые распространяли духовное сияние из Храма на всю страну Израиля и на все остальные страны, и потому что он родился в Марокко, к западу от Страны Израиля, где он жил впоследствии, и от Восточной Европы, где жил Баал-Шем-Тов. Святой Ор Ахаим скончался на исходе субботы, которая закончилась в Иерусалиме на полтора часа раньше, чем в Бродах.

Среди тех, кто видел, как Баал-Шем-Тов надрывает край одежды в знак траура по Ор Ахаиму, была жена знаменитого раввина Йехезкеля Ландау, одного из членов раввинского суда города Броды и автора сборника респонсов "Нода Бийеуда". Рав Ландау был величайшим авторитетом в вопросах еврейского закона. Он крайне негативно относился к любым еврейским обычаям и идеям, не имевшим в качестве своего источника Талмуд. Будучи сам выдающимся знатоком Каббалы, он выступал против изучения ее массами. Он отрицал аутентичность книги Зогар, потому что со времени ее написания в течение длительного времени не было массовой передачи свидетельства о ее авторстве из поколения в поколение. Он также резко выступал против хасидского движения. Рабби Йехиель-Михель из Злочева рассказывал, что, когда в Небесном Суде решали, позволить ли душе Баал-Шем-Това спуститься в этот мир, ангелы-обвинители выразили протест, указывая на то, что в таком случае Мошиах придет раньше времени. Однако, ангелы-защитники предложили компромиссное решение: чтобы примерно в то же время другая возвышенная душа облеклась в тело противника хасидизма. Эту вторую душу и получил рав Ландау. Он был на 15 лет моложе Баал-Шем-Това.

Несмотря на свое резкое неприятие хасидизма, рав Ландау относился к самому Баал-Шем-Тову с большим уважением. Приезжая в Броды, Баал-Шем-Тов останавливался у него в доме, и рав Ландау, исполняя заповедь гостеприимства, собственноручно приносил праведнику чай. Со временем, не желая отвлекать рава от его занятий Торой, Баал-Шем-Тов стал останавливаться на ночлег в синагоге. В каждый его приезд жена рава Ландау, Либа, приходила в синагогу справиться о здоровье праведника.

Когда спустя некоторое время из Святой Земли пришли печальные новости о кончине рабби Хаима бен Аттара, Либа Ландау рассказала мужу о том, что Баал-Шем-Тов разорвал одежду в знак траура в тот самый момент, когда Ор Ахаим вернул свою святую душу Создателю. "Это как раз доказывает, что хасиды ведут себя неправильно, – заявил рав Ландау. – Согласно еврейскому закону разрывают одежду в знак траура, только если присутствуют в момент смерти или узнают об этом от свидетелей. Святое наитие не является законным основанием для разрывания одежды".

Когда эти слова передали Баал-Шем-Тову, он ответил: "Но я собственными глазами видел, как душа покидает тело святого Ор Ахаима".