Один из трудных вопросов, с которыми приходится иметь дело хабадским преподавателям и хасидским наставникам, – это надо ли, и если надо, то насколько усердно следует требовать от молодых учеников практиковать хабадский обычай долгой, медитативной молитвы с попутными углубленными размышлениями на темы соответствующих хасидских понятий и учений. Такая молитва считается фундаментальной и незаменимой частью "внутреннего служения" в развитии любви к Всевышнему и страха перед Ним, самосовершенствования и органичного усвоения таких понятий, как единство Б-га.

Некоторые считают, что современные ученики должны получать в наше время точно такое же образование, как те, кто учился во времена Ребе Рашаба, пятого Любавичского Ребе. Основав в 1897 году сеть йешив "Томхей Тмимим", он требовал от учеников заставлять себя духовно трудиться над качеством своей молитвы, "служения сердца", как ее называют, и даже посвятил этой теме пару хасидских трактатов, в которых дал подробные указания, как должна происходить такая работа. Другие полагают, что падающий со временем общий духовный уровень означает, что наше поколение уже не способно на такую молитву. Более того, Ребе в своих выступлениях практически не затрагивает этот вопрос, поэтому хасидским преподавателям не обязательно делать упор на искусстве молитвы.

В 1966-м году развернулись особенно горячие дебаты по поводу молитвы, и, направившись к Ребе незадолго до Рош-Ашана, я решил спросить его, кто прав.

В тот год я преподавал группе юных талантливых учеников, которые отличились в занятиях по ниглэ (раскрытой части Торы) – Талмуду и законодательным кодексам. Время от времени я разговаривал с ними о молитве, и многие из них действительно стали посвящать больше времени и усилий "служению сердца". Перед аудиенцией я приготовил записку, рассказав в ней о моих раздвоенных чувствах по этому поводу: некоторые из учеников, которые начали молиться лучше, тем не менее, не относились к молитве с соответствующей серьезностью, и со временем их интерес пошел на убыль. И в то же время усилия, которое они изначально посвящали молитве, несколько отвлекали их от погружения в изучение Талмуда. В результате они как следует не занимались ни учебой, ни молитвой. "Может быть, в их возрасте, – спрашивал я, – с ними не надо говорить о молитве?"

Ответ Ребе был ясным и недвусмысленным: "Ученик йешивы "Томхей Тмимим" без внутреннего служения?! Такого не должно быть!" И в доказательство он привел трактаты Ребе Рашаба, а затем сказал: "Хотя их регулярные занятия могут отвлекать от служения молитвой, следует проследить за тем, чтобы одно не противоречило другому". И Ребе перечислил все дни, в которые расписание йешивы позволяло ученикам посвящать больше времени молитве: каникулы, пятницы, субботы, праздники. "А также понедельники и четверги, – добавил он. По понедельникам и четвергам во время утренней молитвы читают Тору, и молитва, естественно, несколько затягивается по сравнению с другими днями. – И вообще, – улыбнулся Ребе, – если кто-то чувствует, что ему хочется помолиться подольше, путь и молится дольше".

Ребе говорил с большим чувством, и мне было очевидно, насколько для него важно, чтобы ученики молились искренне и сосредоточенно, а наставники готовили их к этой задаче соответствующим образом .

На другой аудиенции, в начале семидесятых, Ребе говорил очень резко о состоянии дел в нашей йешиве, требуя объяснить, почему у наших учеников нет такого энтузиазма и страсти к изучению Торы, как в некоторых других йешивах. Я высказал предположение, что в других йешивах одобряют изучение Торы даже в посторонних целях, как, например, для того, чтобы стать уважаемым знатоком Торы или главой йешивы, что может объяснить такое неравнодушие у них. Но от тех, кто получает хасидское образование, ожидается, что они учатся исключительно ради связи со Всевышним, а не для личной выгоды.

"Ну так пусть твои ребята учатся для личной выгоды! – сказал Ребе. – И я не имею в виду личную выгоду, как у других. Хасидская "личная выгода" означает, что летом, когда ученик йешивы отправляется в дальнюю общину, чтобы укрепить в ней еврейство, первым делом он встречается там с местным раввином. Если этот ученик учился как следует в течение всего года, он сможет обсудить с раввином то, что он изучал, и произвести на него впечатление. А когда у раввина будет подобающее впечатление от такого ученика, этот раввин поможет ему достичь своей цели – связаться с евреями в городе. Наши ученики должны быть способны обсуждать "Шаагас Арье", – добавил он.1 Ребе перечислил еще несколько подобных трудов и сказал: – А если нет, недостаток их учения окажется препятствием для распространения родников Торы и, более того, станет причиной осквернения Имени Всевышнего и позора для всех Реббеим, начиная с Баал Шем-Това, Мезричского Магида и Алтер Ребе и вплоть до моего святого тестя Ребе! А кроме того, ученики, заинтересованные в интеллектуальных аспектах хасидского учения, должны отдавать себе отчет, что, если они не изучают должным образом ниглэ, они будут не в состоянии постичь и смысл и мудрость хасидизма. Хорошенько поняв это, ученики будут рваться изучать ниглэ".

В те годы гости, приезжавшие, чтобы провести месяц Тишрей с Ребе, встречались с ним дважды: один раз незадолго до Рош-Ашана или сразу после него, а второй – перед возвращением домой после праздников. После первой аудиенции у меня появился вопрос, который я решил задать на второй аудиенции. Вопрос состоял в следующем. Мои ученики чувствовали сильную привязанность к Ребе. Можно ли им сказать, что эта привязанность зависит от того, исполняют ли они указания Ребе, которые он дал мне относительно их изучения Торы?

"Что такое иткашрут (привязанность)? – спросил Ребе и сам же ответил: – В поддержание связи входит выполнение желаний того, с кем хочешь поддерживать связь. Так что можешь им сказать, что их хорошие знания ниглэ – это то, чего я действительно хочу, и это сильное, сущностное и глубокое желание".

Перевод Якова Ханина