Тора рассказывает о снах с той же мерой серьезности и полноты, как о яви. Наши праотцы видели пророческие сны, то есть иногда их сновидения были еще одной формой общения со Всевышним (наряду с «голосом с небес», прозрением, видением и др.). В то же время ни им, ни исследователям Танаха во все времена не приходило в голову считать каждый сон пророчеством или посланием от Всевышнего.

Пророческие сны посещают и тех, кто наяву лишен пророческого дара: «И пришел Всесильный к Авимелеху ночью во сне, и сказал ему: «Вот, ты умрешь из-за женщины, которую взял, – ведь она замужем!»1

В снах-откровениях сновидец узнает порой не только свою судьбу, но и будущее всего народа, часто в неявном, требующем истолкования виде. «И вышел Яаков из Беэр-Шевы, и пошел в Харан. И пришел в одно место, и переночевал там, ибо зашло солнце, и взял из камней этого места, и сделал изголовье себе, и лег на том месте. И снилось ему: вот, лестница стоит на земле, а верх ее достигает неба, и вот ангелы Вс-сильного восходят и спускаются по ней. И вот Б-г стоит над ним и говорит: «Я Б-г Авраама, отца твоего, и Вс-сильный Ицхака. Землю, на которой лежишь, – тебе отдам ее и потомству твоему…»2

Не всегда сны имеют внятное и очевидное толкование. Поэтому истолкование сна сродни пророчеству или вовсе ему тождественно. Пример тому – как сны Йосефа, истолкованные им и его отцом, так и сны других людей, истолкованные Йосефом (старшего пекаря, старшего виночерпия и фараона).

По словам пророка Йоэля (3:1), в будущем дар пророческих снов будет дан каждому: «После того наделю Я духом Моим всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения».

Талмуд приводит сложную систему толкования снов: порой во сне человек видит лишь то, что сформировалось их его мыслей в состоянии бодрствования3, порой сны имеют ту же природу, что и пророчества4. В Талмуде упоминается, что в Иерусалиме во времена Второго Храма было 24 профессиональных толкователя снов.

Сны и их понимание пространно обсуждаются в заключительной части трактата Брахот Вавилонского Талмуда. В приведенной там дискуссии законоучителей рабби Акива утверждает, что будущее осуществление сновидения определяется его толкованием, то есть тем, как оно интерпретировано словесно.

Эта концепция оказала огромное влияние на средневековую еврейскую мистику. В кабалистической литературе, начиная с книги Зогар, сон – это мистическое переживание и источник мистического знания.

Рамбам считал сны явлением, не относящимся к сфере сверхъестественного, он полагал, что они – продукт воображения, а не чувств или разума, и потому то, что мы узнаем из снов, не представляет собой новых знаний. То, что человек видит во сне, душа не получает извне. Занятия человека в часы бодрствования и то, что находится в центре его внимания днем, предстает перед ним во сне в форме образов, синтезированных воображением. По его мнению, пророческое сновидение – это особое явление, возникающее, когда человек всей душой устремляется к познанию Б-га и освобождается от низменных желаний.

Хасидей-Ашкеназ (еврейские мистики средневековой Германии) и в особенности рабби Эльазар бен Йегуда из Вормса («Хохмат-Анефеш» – «Мудрость души»), описывали, как во время сна душа, освободившись от уз тела, возносится в горние миры, где ей открываются сокровеннейшие тайны мироздания. Наиболее ярко мистическое отношение к снам проявилось у хасидей-Ашкеназ в книге «Сефер Асидим» рабби Йегуды бен-Шмуэля Ахасида.

Такой взгляд породил в этот период обширную литературу, посвященную толкованию снов. Тогда же возникла практика шеэлат-халом (букв. «заказ сна») перед сном человек задавал вопрос относительно решения, которое он должен принять, а затем искал в увиденном сне ответ. Подобный подход к снам отразился и в сфере галахических постановлений: начиная с XII века появилась литература, в которой галахические постановления обосновывались «небесным видением», то есть снами, посланными Свыше. Важно отметить, что этот аргумент никогда не был ни единственным, ни решающим, он лишь дополнял достаточную систему доказательств рационального характера.

Кабалистические представления о снах ярко отразились в дневнике рабби Хаима Виталя. А мистико-пророческие сны рабби Нахмана из Брацлава описаны его учеником Натаном Штернгарцем из Немирова в книге «Хаей-Могаран». В средние века среди неевреев бытовало мнение, что евреи владеют секретом толкования снов.

В книге Шмуэля ибн Верги «Шот Йегуда» («Бич Йегуды»; ок. 1520) приведен рассказ о том, как король Испании обращается к еврейскому мудрецу за истолкованием своих снов. Интересно отметить, что во многих древних толкованиях библейских рассказов о снах современный читатель найдет идеи, совсем недавно вошедшие в арсенал науки.

Например, толкования рабби Авраамом, сыном Рамбама, Абраванелем и Рашбамом истории о том, как Йосеф разгадывал сны пекаря и виночерпия, с удивительной точностью приводят три теории истинности слов, принятые в новейшей философии (теории корреспондентности – соответствия, когерентности – непротиворечивости и согласия).

Интересный вопрос рассматривают классические комментаторы, говоря о сне Яаакова у реки Ябок (по мнению Рамбама, Яаков боролся с ангелом именно во сне). Как может быть, спрашивают они, что травма, полученная во сне (привидевшаяся ему во сне), повлечет за собой реальное физиологическое повреждение и хромоту? Выводы, к которым они приходят, крайне необычны для медицинской мысли того времени.

Сон, говорят одни, отражает и интерпретирует, среди прочего, физические ощущения, вызванные объективными факторами: человек спит в холоде и ему снится, что он покрывается льдом, человек спит у печки и ему снится, что его бросили в огонь. Так истолковывается и сон Яакова: днем он переправлял семью и имущество через реку, устал и получил травму бедра, которую сгоряча не заметил. Ночью ему приснилось, что ангел наносит ему удар по бедру, утром он проснулся и заметил, что охромел. Второй подход еще смелее, сон как духовная реальность вторгается в материальный мир и меняет его. Травма, привидевшаяся во сне, ведет к реальной хромоте.