Ребе никогда не забывал, что спасение жизни имеет первостепенное значение. И я навсегда благодарен ему за то, что он спас меня, и благодаря ему, слава Б-гу, у меня есть много детей, и внуков, и правнуков.
– Как у студентов Лондонского университета обстоит дело с кошерной едой? – Ну, сейчас перестраивается здание для организации Гиллель, – ответил я. – Закончить собираются в октябре, там будут все удобства... Ребе посмотрел на меня пронзительным взглядом и произнес: – А что, до октября некошерную еду можно есть?..
Я был потрясен. Поздно ночью я сидел в кабинете мудреца и знатока мистического учения и обсуждал с ним не хасидизм Хабада и даже не аристотелизм и не схоластику, а пролетарскую литературу!..
Сегодня, встречаясь с любавичскими хасидами, я вспоминаю Ребе – его личность, его отношение к другим, его юмор, его невероятную любознательность ко всему, что есть в этом мире, не только к религии...
В те далекие годы, когда во главе любавичского движения стоял рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон, я удостоился познакомиться с его зятем, который спустя десять лет стал Любавичским Ребе...
Я тщательно подготовился к путешествию, чтобы в Советском Союзе никто не заподозрил, какие у меня цели. В моих документах не было и намека на то, что я раввин. У меня был чужой номер социального обеспечения. Первый и последний раз в жизни я надел парусиновые брюки, парусиновый пиджак и парусиновую кепку...
Врач сказал моему отцу: "Вы бы лучше повременили с похоронами вашего тестя, потому что если ваш сын проживет еще несколько часов, это будет удивительно. А так похороните обоих вместе". Представляете, что почувствовали мои родители?..
Я поделился с Ребе своими затруднениями и объяснил, что совершенно обескуражен полным отсутствием прогресса в моей работе, так как родители сводят на нет все, что я даю детям, и даже если дети хотят учиться, я не вижу смысла их учить. Что мне делать?..
Я последовал за Мубараком, и он мне сказал: "Я знаю, что вы пишете. Я знаю ваши взгляды. И у меня есть вопрос к вам. Скажите мне, чего от меня хочет Любавичский Ребе?"
Я никогда еще не видел иудаизм в таком свете. Мне раньше всегда казалось, что суть всей религии - это запреты, что Б-гу нужно раболепство, а не любовь, и что я должен выверять свое поведение, чтобы избежать Б-жественного гнева и наказания.
Я объяснил секретарю, что у меня накопилось много вопросов, которые я хотел бы обсудить с Ребе – вопросы о жизни, о карьере, о вере... Я сказал, что нахожусь на распутье и не знаю в какую сторону идти...
Я не знаю, как мне благодарить Ребе за то, что он донес до меня правду жизни. Все остальные говорили мне: "Нет, все будет хорошо, все будет хорошо". А Ребе посмотрел на меня и объяснил, как подготовиться к тому, что меня ожидало...
Передо мной стоял молодой парень, одетый как хиппи, в потрепанных джинсах и с нечесаной гривой волос. Позади меня пристроился почтенный сатмарский хасид, глава сатмарской йешивы в Вильямсбурге...
В то время у меня практически не было никакой еврейской самоидентификации. Я еле помнил, что я еврей. Но этот профессор говорил, что из всех народов мира, всех рас и религий, только евреи – это зло. И тогда вместо того, чтобы положиться на его слова и потреблять ЛСД, я решил, что попытаюсь сам все выяснить...
В 1960-м году д-р Грин начал работать в НАСА в отделе планетарного карантина, который отвечает за предотвращение биологического заражения при межпланетном контакте. В то время его отделу было поручено искать жизнь на Марсе. Ребе проявил очень большой интерес к этой работе...
Исполняя то, что я должна исполнять как еврейская женщина, я начала чувствовать себя как фермер, который пашет землю, сажает семена, поливает их. И благословение Ребе послужило дождем, который дал моим усилиям возможность расцвести...
Меня начали спрашивать, о чем мы с Ребе говорили так долго, но я ничего не мог вспомнить! Весь сорокаминутный разговор совершенно изгладился из памяти...
Синагога была набита битком. Я растерялся, начал оглядываться в поисках молитвенника, но не смог найти. Затем я увидел молитвенник на столе, за которым сидел Ребе. Он жестом пригласил меня сесть рядом с ним и вместе молиться по его сидуру...
Мой отец редко раздавал похвалы, но мне он сказал: "Я свидетельствую, что Ребе знает всю Тору. Нет ничего, неизвестного ему, во всем еврейском учении".
Его первая жена умерла во время родов вместе с ребенком. Через четыре года он снова женился, и с тех пор жена становилась беременной три или четыре раза, но каждая беременность заканчивалась выкидышем...
Я понял, что раввины, о которых я думал, что они великие, на самом деле вовсе не великие. Одни поддавались влиянию денег, другие искали почета, третьи просто отличались слабохарактерностью. Но в той войне мы победили...
Она родилась и выросла в Боро-Парке, вышла замуж, но брак оказался неудачным.По какой-то причине муж отказался дать ей разводное письмо. Выхода из ситуации не предвиделось, и через некоторое время она внезапно исчезла...
Я испытал чудовищный стыд... Я забыл об этих людях, а Ребе, который нес тяжесть всего мира на своих плечах, у которого были тысячи таких, как я, посланников по всему земному шару, с тысячами проблем – Ребе не забыл!
Ребе повернулся к залу и пригласил всех детей подняться к нему на помост. Со всех сторон к помосту начали передавать детей. Взрослые передавали их от одного другому, дети плыли над головами молящихся. Сотни детей собрались вокруг Ребе. Места оказалось недостаточно, и для них освободили пространство перед помостом...
Он всегда оказывал нам, молодым ребятам, особое внимание. Я помню, как однажды, в первую ночь праздника Суккот, мы стояли рядом со штаб-квартирой Хабада, когда он вышел и направился к себе домой. Заметив нас, он подошел к нам и сказал: "Мой тесть Ребе хочет, чтобы вы стали выдающимися учеными Торы".
Ребе начал меня расспрашивать: " Так как выглядел Баба Сали, как он себя повел?" Я ответил: "Ну что я могу сказать? Он был как пылающий огонь! Он просто не может перенести, что существуют те, кто выступает против Баал Шем Това..."
Не знаю, потому ли, что я так устал, я отважился выразить мои истинные чувства, или же я сказал бы это в любом случае, но так или иначе я услышал свой собственный голос...
Один из лидеров американского еврейства спросил меня, почему такое множество людей восхищается Ребе. И я рассказал ему историю о Ребе и его матери, чтобы объяснить, что в нем было особенного.
Вся семья отправилась на встречу с Ребе: родители, бабушки, дедушки, тети, дяди. Мы набились в кабинет Ребе, как сельди в бочку, каждый получил благословение, а затем Ребе сказал: "Пожалуйста, выйдите все, кроме нее..."
Ребе сказал: "Я не могу даже выразить, насколько нынешнее положение в Израиле опасно. А правительство в Вашингтоне сейчас никак нельзя назвать сильным..."
Когда он подошел к Ребе, то не смог произнести ни слова, как будто его губы склеились. У выхода он чуть не плакал. Он хотел снова встать в очередь и попытаться еще раз…
Большинство из пришедших слушать чтение мегилы составляли смешанные пары. Одни были неевреями совершенно точно, еврейское происхождение других вызывало большие сомнения. Я очень расстроился. Я специально приехал из Израиля, чтобы провести Пурим с Ребе, а вместо этого оказался в таком вот месте…
Я написал Ребе третий раз и снова не получил ответа. Тем временем, организатор поездки требовал дать ему знать – еду я или нет, а я не знал, что сказать…
И тут вдруг я испугался. "Я не могу просто так поставить подпись, – подумалось мне. – Закончить письмо надо как следует: нужно дать Ребе благословение в его день рождения".
Реб Шая Шимоновиц, который оказался участником этой истории, сказал, что раньше никогда и никому об этом не рассказывал. Ему нелегко было в этом признаться…
Через несколько месяцев после турне с "Ролинг Стоунз" вдруг пробудившиеся вопросы о вере привели молодого музыканта в сапогах из змеиной кожи к ступеням перед 770…
Человек, для которого важен каждый шаг каждого еврея, может советовать куда и как идти, точно так же, как он сказал мне, в чем миссия моей жизни, за пятнадцать лет до того, как я сам это увидел.
Любавичский Ребе сразу же, не спрашивая, кто еще одобрил наш проект, заявил: "Вы должны это сделать! Когда нерелигиозные евреи увидят, что религиозная община делает вклад в медицину, имя Всевышнего освятится…"
В 1989-м году мой муж Скотт решил выдвинуть свою кандидатуру на выборы в Конгресс от республиканской партии. Когда о наших планах узнал наш друг, раввин Йоси Бистон, он тут же посоветовал моему мужу попросить у Ребе совета и благословения. Хоть мы и не хабадники, но решили последовать этому совету…
Для израильского правительства это был кризисный момент. Если Форд капитулировал перед арабами, кто теперь согласится инвестировать в израильскую промышленность?..
Не обязан ли я был следовать своей семейной традиции? И если даже такой великий знаток Торы, как Виленский гаон, выступал против хасидизма, зачем мне углубляться в хасидское учение?
У меня в голове пронеслось: "Вот Ребе, лидер мирового еврейства, он полностью посвятил себя всем евреям. Но для меня-то еще важно, что он мой лучший друг..."