[Чтобы объяснить, в какой мере правомочна аналогия между сфирот и человеческой душой,] я хочу прежде всего рассказать о том, что слышал от своего учителя1, да будет душе его покойно в раю, - толковавшего слова Торы: "...Я - прах и пепел"2. [Согласно его объяснению], их произнес наш праотец Авраам, да будет душе его покойно в раю, - имея в виду тот уровень своей души, облаченной в тело, который является отражением ее основной сущности: света Б-жественного милосердия3. Потому-то главным свойством его души стала великая любовь4 к Святому [Творцу], благословен Он; и любовь эта была настолько сильной и возвышенной, что Авраам стал "меркавой" (колесницей) для Святого [Творца], благословен Он. Казалось бы, из этого следует вывод, что великая любовь нашего праотца Авраама, да будет душе его покойно в раю, [ко Всевышнему и Его творениям] имеет ту же природу, что и доброта и любовь [Всевышнего] - свойства, воплощенные в сфирот высших миров, - с поправкой, разумеется, на то, что доброта и любовь Всевышнего неизмеримо возвышенней и совершенней, [чем аналогичные качества, присущие человеку], и нет предела и ограничения формам, в которых они могут найти свое выражение; ведь, как известно, свойства Творца, [которые в мире Ацилут являются внутренней сущностью сфирот]5, потенциально неограниченны, и [сфера их влияния] бесконечна, [а ограничение их проявления вызвано желанием Творца создавать локальные объекты], - ибо Эйн Соф [- бесконечный свет Всевышнего], благословен Он, озаряет сфирот, облачается в них и становится их сутью, как сказано: "...Он [- бесконечный свет Творца - ] и то, с чем он связан причинно-следственными отношениями [- оболочки сфирот, регулирующие его связь с творениями - ], тождественны". [Однако наряду с тем, что] свойства души, пребывающей в теле, имеют предел и ограниченны, [существует еще одно принципиальное различие между свойствами сфирот высших миров и качествами человеческой души]; отвергая ошибочный вывод о том, что их природа одинакова, и сказал наш праотец Аврагам: "...Я - прах и пепел". [Этими словами он хотел выразить несоизмеримость своей души со сфирот,] подобную несоизмеримости природы красивого цветущего плодового дерева с природой пепла, оставшегося после того, как это дерево сожгли6. Те компоненты плоти дерева, которые обратились в пепел, являлись в нем основными, самой его сутью. Основных же элементов, из которых состоит древесина, четыре: огонь, воздух, вода и земля. Первые три, как наиболее легкие, перешли в другое состояние и поднялись в небо дымом, который, как известно, образован сочетанием этих элементов. А четвертый из элементов, составляющих плоть дерева, - земля, - в силу своей тяжести не улетучивается, огонь не властен над ним, и он продолжает существовать в неизменной форме. Все физические параметры дерева: его плотность, масса, форма и размеры, присущие ему до сожжения, - существовали, главным образом, благодаря элементу земли. Хотя элементы огня, воды и воздуха и входят в состав древесины, они не оказывают такого влияния на его физические свойства, какое оказывает элемент земли, ибо земля - самая грубая форма материи, и частицы, из которых она состоит, имеют постоянные пространственные характеристики - в отличие от огня и воздуха. Вода, [плотность которой ниже, чем плотность земли, но выше, чем плотность огня и воздуха], составляет лишь мизерную часть общей массы дерева; в основном же и материал, из которого оно состоит, а также такие его характеристики как плотность, высота и толщина определяются элементом земли. "...Ибо все земные создания были сотворены из земли и все они возвращаются в землю"7; от сгоревшего дерева остается лишь зола, в составе которой нет уже ни огня, ни воды, ни воздуха. Невозможно провести качественное и количественное сравнение [живого] дерева, со всеми его физическими свойствами и пространственными характеристиками, - с пеплом, оставшимся от него после сожжения, хотя пепел, в который превратилась древесина, был сутью плоти этого дерева. По аналогии [с живым деревом и пеплом, в который оно обращается], и охарактеризовал наш праотец Авраам, да будет душе его покойно в раю, [основные] ее свойства: доброту и любовь, которые горели в ней и определяли его поступки. Хотя эти его качества не что иное как высшие любовь и доброта, присущие миру Ацилут и нашедшие свое отражение в душе [Авраама], которая была "меркавой" (колесницей) Творца, - они существенно изменились на пути последовательного нисхождения через миры [духовные] в физический мир, чтобы воплотиться в [Аврааме], - ибо на каждой из ступеней все более редуцировались. И можно ли найти сходство, сравнивая природу света любви и доброты, горевшего в его душе, с сутью света любви и доброты, присущего миру Ацилут? Это так же невозможно, как невозможно сравнить и соизмерить природу элемента земли, содержащегося в пепле [сожженного дерева], с сутью и свойствами этого элемента в ту пору, когда он составлял основу плоти "дерева, на которое приятно смотреть и плоды которого вкусны"8. На самом же деле разница [между качествами души Авраама и свойствами, присущими миру Ацилут,] тысячекратно принципиальней, чем то, что отличает природу пепла от сути живого дерева. Уподобляя свойства человеческой души сфирот, Тора пользуется доступным людям языком, прибегая к аллегории и метафоре.
אַךְ צָרִיךְ לְהַקְדִּים, מַה שֶּׁשָּׁמַעְתִּי מִמּוֹרִי עָלָיו־הַשָּׁלוֹם עַל פָּסוּק "וְאָנֹכִי עָפָר וָאֵפֶר",
שֶׁאָמַר אַבְרָהָם אָבִינוּ עָלָיו־הַשָּׁלוֹם עַל הֶאָרַת נִשְׁמָתוֹ הַמְּאִירָה בְּגוּפוֹ מֵאוֹר חֶסֶד עֶלְיוֹן,
וְהִיא מִדָּתוֹ מִדַּת "אַהֲבָה רַבָּה",
(נוסח אחר: שֶׁבָּהּ הָיָה) שֶׁהָיָה אוֹהֵב אֶת הַקָּדוֹשׁ־בָּרוּךְ־הוּא אַהֲבָה גְדוֹלָה וְעֶלְיוֹנָה כָּל כָּךְ, עַד שֶׁנַּעֲשָׂה "מֶרְכָּבָה" לְהַקָּדוֹשׁ־בָּרוּךְ־הוּא.
וְסָלְקָא דַעְתָּךְ אֲמִינָא, שֶׁבְּחִינַת חֶסֶד וְאַהֲבָה שֶׁלְּמַעְלָה בַּסְּפִירוֹת הָעֶלְיוֹנוֹת, הִיא מֵעֵין וְסוּג מַהוּת מִדַּת "אַהֲבָה רַבָּה" שֶׁל אַבְרָהָם אָבִינוּ עָלָיו־הַשָּׁלוֹם,
רַק שֶׁהִיא גְדוֹלָה וְנִפְלָאָה מִמֶּנָּה לְמַעְלָה מַּעְלָה עַד אֵין קֵץ וְתַכְלִית,
כַּנּוֹדָע מִמִּדּוֹת הָעֶלְיוֹנוֹת שֶׁאֵין לָהֶם [נוסח אחר: קֵץ] סוֹף וְתַכְלִית מִצַּד עַצְמָן,
כִּי אוֹר־אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא מֵאִיר וּמְלוּבָּשׁ בְּתוֹכָם מַמָּשׁ,
וְ"אִיהוּ וְגַרְמוֹהִי חַד".
מַה שֶּׁאֵין כֵּן בְּנִשְׁמַת הָאָדָם הַמְלוּבֶּשֶׁת בַּחוֹמֶר,
שֶׁיֵּשׁ לְמִדּוֹתֶיהָ קֵץ וּגְבוּל,
אֲבָל מִכָּל מָקוֹם סָלְקָא דַעְתָּךְ אֲמִינָא שֶׁמִּדּוֹתֶיהָ הֵן מֵעֵין וְסוּג מִדּוֹת הָעֶלְיוֹנוֹת.
וְלָזֶה אָמַר: "וְאָנֹכִי עָפָר וָאֵפֶר",
דִּכְמוֹ שֶׁהָאֵפֶר הוּא מַהוּתוֹ וְעַצְמוּתוֹ שֶׁל הָעֵץ הַנִּשְׂרָף,
שֶׁהָיָה מוּרְכָּב מִד' יְסוֹדוֹת: אֵשׁ רוּחַ מַיִם עָפָר,
וְג' יְסוֹדוֹת אֵשׁ מַיִם רוּחַ – חָלְפוּ וְהָלְכוּ לָהֶם
וְכָלוּ בֶּעָשָׁן הַמִּתְהַוֶּה מֵהַרְכָּבָתָן כַּנּוֹדָע,
וִיסוֹד הַד' שֶׁהָיָה בָּעֵץ – שֶׁהוּא הֶעָפָר שֶׁבּוֹ הַיּוֹרֵד לְמַטָּה
וְאֵין הָאֵשׁ שׁוֹלֶטֶת בּוֹ,
הוּא הַנִּשְׁאָר קַיָּים, וְהוּא הָאֵפֶר.
וְהִנֵּה, כָּל מַהוּת הָעֵץ וּמַמָּשׁוֹ וְחוּמְרוֹ וְצוּרָתוֹ בְּאוֹרֶךְ וְרוֹחַב וְעוֹבִי שֶׁהָיָה נִרְאֶה לָעַיִן קוֹדֶם שֶׁנִּשְׂרַף,
עִיקָּרוֹ הָיָה מִיסוֹד הֶעָפָר שֶׁבּוֹ,
רַק שֶׁאֵשׁ מַיִם רוּחַ כְּלוּלִים בּוֹ,
כִּי הֶעָפָר הוּא חוּמְרִי יוֹתֵר מִכּוּלָּן, וְיֵשׁ לוֹ אוֹרֶךְ וְרוֹחַב וְעוֹבִי,
מַה שֶּׁאֵין כֵּן בְּאֵשׁ וְרוּחַ,
וְגַם הַמַּיִם הֵם מְעַט מִזְּעֵיר בָּעֵץ,
וְכָל אָרְכּוֹ וְרָחְבּוֹ וְעוֹבְיוֹ "הַכֹּל הָיָה מִן הֶעָפָר וְהַכֹּל שָׁב אֶל הֶעָפָר",
שֶׁהוּא הָאֵפֶר הַנִּשְׁאָר אַחֲרֵי שֶׁנִּפְרְדוּ מִמֶּנּוּ אֵשׁ מַיִם רוּח.
וְהִנֵּה, כְּמוֹ שֶׁהָאֵפֶר אֵין לוֹ דִּמְיוֹן וְעֵרֶךְ אֶל מַהוּת הָעֵץ הַגָּדוֹל בְּאוֹרֶךְ וְרוֹחַב וְעוֹבִי קוֹדֶם שֶׁנִּשְׂרַף, לֹא בְּכַמּוּתוֹ וְלֹא בְּאֵיכוּתוֹ,
אַף שֶׁהוּא [הוּא] מַהוּתוֹ וְעַצְמוּתוֹ וּמִמֶּנּוּ נִתְהַוָּה –
כָּךְ עַל דֶּרֶךְ מָשָׁל אָמַר אַבְרָהָם אָבִינוּ עָלָיו־הַשָּׁלוֹם עַל מִדָּתוֹ, מִדַּת הַחֶסֶד וְהָאַהֲבָה הַמְּאִירָה בּוֹ וּמְלוּבֶּשֶׁת בְּגוּפוֹ,
דְּאַף שֶׁהִיא [הִיא] מִדַּת הָאַהֲבָה וְחֶסֶד הָעֶלְיוֹן שֶׁבָּאֲצִילוּת הַמֵּאִיר בְּנִשְׁמָתוֹ שֶׁהָיְתָה מֶרְכָּבָה עֶלְיוֹנָה,
אַף־עַל־פִּי־כֵן בְּרִדְתָּהּ לְמַטָּה לְהִתְלַבֵּשׁ בְּגוּפוֹ
עַל־יְדֵי הִשְׁתַּלְשְׁלוּת הָעוֹלָמוֹת מִמַּדְרֵגָה לְמַדְרֵגָה עַל־יְדֵי צִמְצוּמִים רַבִּים,
אֵין דִּמְיוֹן וְעֵרֶךְ מַהוּת אוֹר הָאַהֲבָה הַמֵּאִיר בּוֹ אֶל מַהוּת אוֹר אַהֲבָה וְחֶסֶד עֶלְיוֹן שֶׁבָּאֲצִילוּת,
אֶלָּא כְּעֵרֶךְ וְדִמְיוֹן מַהוּת הֶעָפָר שֶׁנַּעֲשָׂה אֵפֶר אֶל מַהוּתוֹ וְאֵיכוּתוֹ כְּשֶׁהָיָה "עֵץ נֶחְמָד לְמַרְאֶה וְטוֹב לְמַאֲכָל" עַל דֶּרֶךְ מָשָׁל,
וְיוֹתֵר מִזֶּה, לְהַבְדִּיל בַּאֲלָפִים הַבְדָּלוֹת,
רַק שֶׁ"דִּבְּרָה תוֹרָה כִּלְשׁוֹן בְּנֵי אָדָם" בְּמָשָׁל וּמְלִיצָּה: