И каждая ступень любви из двух этих ступеней, великой любви и вечной любви, подразделяется на несколько категорий и ступеней до бесконечности у каждого [человека] в соответствии с его уровнем, как сказано в святой книге "Зогар"1 при объяснении стиха "Известен муж ее у ворот [шеарим]"2 - это Всевышний, ибо Он постижим и доступен каждому в соответствии с тем, что полагает [мешаэр] его сердце и т. д. И потому о скрытых страхе и любви сказано: "[Скрытое] - Б-гу, Всевышнему нашему"3, а Тора и заповеди - то, что "явлено нам и сыновьям нашим, дабы их исполнять и т. д."4. Ибо у всех нас одна Тора и один Закон, если речь идет об исполнении Торы и заповедей действием. Но иначе в отношении страха и любви - они соразмерны с познанием [человеком] Всевышнего, а оно в мозгу и в сердце, как уже говорилось5.

Но одна ступень любви включает в себя все категории и ступени великой любви и вечной любви, и она одинаково доступна всем душам евреев, будучи наследием нашим от праотцев, а именно, как сказано в книге "Зогар" о стихе "Душой моей Тебя я жаждал в ночи и т. д."6: "Должно любить Всевышнего любовью души [нефеш] и духа [руах], так же, как они телесным единством связаны с телом и как тело их любит и т. д."7. И об этом сказано: "Душой моей Тебя я жаждал", то есть - так как Ты, Всевышний, - моя истинная душа и жизнь, потому "Тебя я жаждал", что означает: я жажду и желаю Тебя как тот, кто желает жизни своей души, и, когда он слаб и измучен, он жаждет и желает возвращения души его к нему. Также и отходя ко сну он жаждет и хочет, чтобы душа его к нему возвратилась с пробуждением его ото сна, - так я жажду и желаю света - Эйн Соф [- Всевышнего], благословен Он, истинной жизни жизней, дабы привлечь Его в нутро мое через занятие Торой, просыпаясь ночью ото сна, ибо Тора и Всевышний едины - как сказано в книге "Зогар", там же, что "из любви ко Всевышнему следует вставать каждую ночь и предаваться служению Ему до утра и т. д.".

פרק מד

וְהִנֵּה, כָּל מַדְרֵגַת אַהֲבָה מִבּ' מַדְרֵגוֹת אֵלּוּ: "אַהֲבָה רַבָּה" וְ"אַהֲבַת עוֹלָם" – נֶחְלֶקֶת לְכַמָּה בְּחִינוֹת וּמַדְרֵגוֹת לְאֵין קֵץ, כָּל חַד לְפוּם שִׁיעוּרָא דִילֵיהּ,

כְּמוֹ שֶׁכָּתוּב בַּזֹּהַר הַקָּדוֹשׁ עַל פָּסוּק: "נוֹדָע בַּשְּׁעָרִים בַּעְלָהּ" – "דָּא קוּדְשָׁא־בְּרִיךְ־הוּא, דְּאִיהוּ אִתְיְדַע וְאִתְדַּבֵּק לְכָל חַד לְפוּם מַה דִמְשַׁעֵר בְּלִבֵּיהּ וְכוּ'".

וְלָכֵן נִקְרָאִים דְּחִילוּ וּרְחִימוּ – "הַנִּסְתָּרוֹת לַה' אֱלֹהֵינוּ",

וְתוֹרָה וּמִצְוֹת – הֵן "הַנִּגְלוֹת לָנוּ וּלְבָנֵינוּ לַעֲשׂוֹת כוּ'".

כִּי תּוֹרָה אַחַת וּמִשְׁפָּט אֶחָד לְכוּלָּנוּ, בְּקִיּוּם כָּל הַתּוֹרָה וּמִצְוֹת בִּבְחִינַת מַעֲשֶׂה,

מַה־שֶּׁאֵין־כֵּן בִּדְחִילוּ וּרְחִימוּ שֶׁהֵם לְפִי הַדַּעַת אֶת ה' שֶׁבְּמוֹחַ וָלֵב,

כַּנִּזְכָּר לְעֵיל.

אַךְ אַחַת הִיא אַהֲבָה הַכְּלוּלָה מִכָּל בְּחִינוֹת וּמַדְרֵגוֹת "אַהֲבָה רַבָּה" וְ"אַהֲבַת עוֹלָם", וְהִיא שָׁוָה לְכָל נֶפֶשׁ מִיִּשְׂרָאֵל, וִירוּשָּׁה לָנוּ מֵאֲבוֹתֵינוּ.

וְהַיְינוּ, מַה שֶּׁכָּתַב הַזֹּהַר עַל פָּסוּק: "נַפְשִׁי אִוִּיתִיךָ בַּלַּיְלָה וְגוֹ'" –

"דְּיַרְחִים לְקוּדְשָׁא־בְּרִיךְ־הוּא רְחִימוּתָא דְנַפְשָׁא וְרוּחָא כְּמָה דְאִתְדַּבְּקוּ אִילֵּין בְּגוּפָא וְגוּפָא רָחִים לוֹן וְכוּ'". וְזֶהוּ שֶׁכָּתוּב: "נַפְשִׁי אִוִּיתִיךָ", כְּלוֹמַר, מִפְּנֵי שֶׁאַתָּה ה' "נַפְשִׁי" וְחַיַּי הָאֲמִתִּים, לְכָךְ – "אִוִּיתִיךָ", פֵּירוּשׁ, שֶׁאֲנִי מִתְאַוֶּה וְתָאֵב לְךָ כְּאָדָם הַמִּתְאַוֶּה לְחַיֵּי נַפְשׁוֹ, וּכְשֶׁהוּא חַלָּשׁ וּמְעוּנֶּה – מִתְאַוֶּה וְתָאֵב שֶׁתָּשׁוּב נַפְשׁוֹ אֵלָיו,

וְכֵן כְּשֶׁהוּא הוֹלֵךְ לִישֹׁן – מִתְאַוֶּה וְחָפֵץ שֶׁתָּשׁוּב נַפְשׁוֹ אֵלָיו כְּשֶׁיֵּעוֹר מִשְּׁנָתוֹ, כָּךְ, אֲנִי מִתְאַוֶּה וְתָאֵב לְאוֹר אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא, חַיֵּי הַחַיִּים הָאֲמִתִּיִּים, לְהַמְשִׁיכוֹ בְּקִרְבִּי עַל יְדֵי עֵסֶק הַתּוֹרָה בַּהֲקִיצִי מִשְּׁנָתִי בַּלַּיְלָה, דְּאוֹרַיְיתָא וְקוּדְשָׁא־בְּרִיךְ־הוּא כּוּלָּא חַד.

כְּמוֹ שֶׁכָּתַב הַזֹּהַר שָׁם: "דְּבָעֵי בַּר נַשׁ מֵרְחִימוּתָא דְקוּדְשָׁא־בְּרִיךְ־הוּא לְמֵיקַם בְּכָל לֵילָא, לְאִשְׁתַּדְּלָא בְּפוּלְחָנֵיהּ עַד צַפְרָא כוּ'".