Но единения и включения души своей в свет Всевышнего, дабы были они едины, этого каждый еврей желает на самом деле и полностью, всем сердцем и всей душой в силу естественной любви, скрытой в сердце любого еврея, дабы стать приверженным Всевышнему, и не отделяться [от Него], и не быть отсеченным и отделенным, да сохранит Всевышний, от Его, благословенного, единственности и единства никоим образом, пусть даже и через полное самоотречение. А занятие Торой и заповедями также есть настоящее самоотречение, как при исходе души из тела по истечении семидесяти лет; ибо [в этих случаях] душа мыслит не о нуждах тела, но мысль ее едина со словами Торы и молитвы и облечена в них, а это - слово Всевышнего и мысль Его, благословенного, и они [душа и Тора] становятся совершенно едины. И это все, чем заняты души в Ган Эдене, как сказано в Гмаре и в книге "Зогар", что там наслаждаются познанием и включением в свет Всевышнего.
И потому в начале утренних благословений постановлено произносить молитву "Б-же мой, душа... и Ты вдохнул... и в будущем Ты заберешь ее у меня и т. д " И это значит: так как Ты вдохнул в меня душу и в будущем заберешь ее у меня, я с этого момента отдаю и возвращаю ее Тебе, дабы соединить ее с Твоим единством. И как сказано: "К Тебе, Б-же, я вознесу свою душу"1, а именно: связав мысль мою с Твоей мыслью и слова мои с Твоими словами в буквах Торы и молитвы, а особенно обращаясь ко Всевышнему как к стоящему перед говорящим [Ты], как [при словах] "Благословен Ты" и т. п.
אֲבָל יִחוּד נַפְשׁוֹ וְהִתְכַּלְלוּתָהּ בְּאוֹר ה' – לִהְיוֹת לַאֲחָדִים,
בָּזֶה חָפֵץ כָּל אָדָם מִיִּשְׂרָאֵל בֶּאֱמֶת לַאֲמִיתּוֹ לְגַמְרֵי בְּכָל לֵב וּבְכָל נֶפֶשׁ,
מֵאַהֲבָה הַטִּבְעִית הַמְסוּתֶּרֶת בְּלֵב כָּל יִשְׂרָאֵל לְדָבְקָה בַּה', וְלֹא לִיפָּרֵד וְלִהְיוֹת נִכְרָת וְנִבְדָּל חַס וְשָׁלוֹם מִיִּחוּדוֹ וְאַחְדּוּתוֹ יִתְבָּרֵךְ בְּשׁוּם אוֹפֶן, אֲפִילוּ בִּמְסִירַת נֶפֶשׁ מַמָּשׁ.
וְעֵסֶק הַתּוֹרָה וּמִצְוֹת וְהַתְּפִלָּה, הוּא גַם כֵּן עִנְיַן מְסִירַת נֶפֶשׁ מַמָּשׁ, כְּמוֹ בְּצֵאתָהּ מִן הַגּוּף בִּמְלֹאת שִׁבְעִים שָׁנָה,
שֶׁאֵינָהּ מְהַרְהֶרֶת בְּצָרְכֵי הַגּוּף, אֶלָּא, מַחֲשַׁבְתָּהּ מְיוּחֶדֶת וּמְלוּבֶּשֶׁת בְּאוֹתִיּוֹת הַתּוֹרָה וְהַתְּפִלָּה, שֶׁהֵן דְּבַר ה' וּמַחֲשַׁבְתּוֹ יִתְבָּרֵךְ, וְהָיוּ לַאֲחָדִים מַמָּשׁ,
שֶׁזֶּהוּ כָּל עֵסֶק הַנְּשָׁמוֹת בְּגַן עֵדֶן, כִּדְאִיתָא בַּגְּמָרָא וּבַזֹּהַר,
אֶלָּא שֶׁשָּׁם מִתְעַנְּגִים בְּהַשָּׂגָתָם וְהִתְכַּלְלוּתָם בְּאוֹר ה'.
וְזֶהוּ שֶׁתִּקְּנוּ בִּתְחִלַּת בִּרְכוֹת הַשַּׁחַר קוֹדֶם הַתְּפִלָּה: "אֱלֹהַי, נְשָׁמָה וְכוּ' וְאַתָּה נְפַחְתָּהּ כוּ' וְאַתָּה עָתִיד לִיטְּלָהּ מִמֶּנִּי כוּ'",
כְּלוֹמַר, מֵאַחַר שֶׁ"אַתָּה נְפַחְתָּהּ בִּי וְאַתָּה עָתִיד לִיטְּלָהּ מִמֶּנִּי", לָכֵן, מֵעַתָּה אֲנִי מוֹסְרָהּ וּמַחֲזִירָהּ לְךָ לְיַיחֲדָהּ בְּאַחְדּוּתְךָ,
וּכְמוֹ שֶׁכָּתוּב: "אֵלֶיךָ, ה', נַפְשִׁי אֶשָּׂא",
וְהַיְינוּ, עַל יְדֵי הִתְקַשְּׁרוּת מַחֲשַׁבְתִּי בְּמַחֲשַׁבְתְּךָ וְדִיבּוּרִי בְּדִיבּוּרְךָ – בְּאוֹתִיּוֹת הַתּוֹרָה וְהַתְּפִלָּה,
וּבִפְרָט בַּאֲמִירָה לַה' לְנֹכֵחַ, כְּמוֹ "בָּרוּךְ אַתָּה", וּכְהַאי גַּוְונָא.