и не потому, что приверженность мысли и разума человека Ему, благословенному, сама по себе выше приверженности [Ему] через исполнение заповедей, непосредственно связанных с действием, как о том говорится далее, а оттого, что в этом также Его, благословенного, желание - чтобы человек стал приверженным [Ему] разумом, мыслью и проникновением в смысл заповедей, связанных с действием, и в смысл "Шма", и молитвы, и прочих благословений. И это отражение высшего желания, светящее и облеченное в этом проникновении в смысл, намного и неизмеримо больше, чем отражение высшего желания, светящее и облеченное в самом исполнении заповедей действием и речью без проникновения в смысл, подобно тому, как свет души выше тела, являющегося сосудом и одеянием души, так же, как вещественное в заповеди - сосуд и одеяние ее внутреннего смысла.

И хотя в обоих, в заповеди и в ее смысле, облечено одно желание, абсолютно простое, без всякого изменения и множественности1, да сохранит Всевышний, абсолютным единением единое с сутью и сущностью Его, благословенного, все же в отношении степени [своего] сжатия и распространения отражение неодинаково*.

Примечание.

И как сказано в книге "Эц хаим": осмысление заповедей и изучение Торы - это ступень света, а вещественный аспект заповедей - это ступень и категория сосудов, а они - категория ограничения, ибо через ограничение света образовались сосуды, как известно сведущим в тайной мудрости.

И оно также подразделяется на четыре ступени. В самом вещественном аспекте заповедей две ступени - заповеди, связанные непосредственно с действием, и те, что связаны с мыслью и речью, как изучение Торы, чтение "Шма", молитв, "биркат амазон" и прочих благословений. Внутренний смысл, [проникнуть в который человек стремится], дабы стать приверженным Ему, благословенному, а он [смысл заповеди по отношению к ней самой] как душа по отношению к телу также подразделяется на две ступени, подобно двум ступеням души в вещественном теле - [душа] живого и [душа] человека.

וְלֹא שֶׁדְּבֵיקוּת הַמַּחֲשָׁבָה וְשֵׂכֶל הָאָדָם בּוֹ יִתְבָּרֵךְ, הִיא מִצַּד עַצְמָהּ לְמַעְלָה מִדְּבֵיקוּת קִיּוּם הַמִּצְוֹת מַעֲשִׂיּוֹת בְּפוֹעַל מַמָּשׁ,

כְּמוֹ שֶׁיִּתְבָּאֵר לְקַמָּן,

אֶלָּא, מִפְּנֵי שֶׁזֶּהוּ גַם כֵּן רְצוֹנוֹ יִתְבָּרֵךְ – לְדָבְקָה בְּשֵׂכֶל וּמַחֲשָׁבָה וְכַוָּונַת הַמִּצְוֹת מַעֲשִׂיּוֹת וּבְכַוָּונַת קְרִיאַת שְׁמַע וּתְפִלָּה וּשְׁאָר בְּרָכוֹת,

וְהֶאָרַת רָצוֹן הָעֶלְיוֹן הַזֶּה, הַמְּאִירָה וּמְלוּבֶּשֶׁת בְּכַוָּונָה זוֹ,

הִיא גְדוֹלָה לְאֵין קֵץ, לְמַעְלָה מַּעְלָה מֵהֶאָרַת רָצוֹן הָעֶלְיוֹן הַמְּאִירָה וּמְלוּבֶּשֶׁת בְּקִיּוּם הַמִּצְוֹת עַצְמָן בְּמַעֲשֶׂה וּבְדִבּוּר בְּלִי כַוָּונָה –

כְּגוֹדֶל מַעֲלַת אוֹר הַנְּשָׁמָה עַל הַגּוּף, שֶׁהוּא כְּלִי וּמַלְבּוּשׁ הַנְּשָׁמָה, כְּמוֹ גּוּף הַמִּצְוָה עַצְמָהּ שֶׁהוּא כְּלִי וּמַלְבּוּשׁ לְכַוָּונָתָהּ.

וְאַף שֶׁבִּשְׁתֵּיהֶן, בַּמִּצְוָה וּבְכַוָּונָתָהּ, מְלוּבָּשׁ רָצוֹן אֶחָד, פָּשׁוּט בְּתַכְלִית הַפְּשִׁיטוּת בְּלִי שׁוּם שִׁינּוּי וְרִיבּוּי חַס וְשָׁלוֹם, וּמְיוּחָד בְּמַהוּתוֹ וְעַצְמוּתוֹ יִתְבָּרֵךְ בְּתַכְלִית הַיִּחוּד,

אַף־עַל־פִּי־כֵן, הַהֶאָרָה, אֵינָהּ שָׁוָה בִּבְחִינַת צִמְצוּם וְהִתְפַּשְּׁטוּת,

וּכְמוֹ שֶׁכָּתוּב בְּﬠֵץ חַיִּים, שֶׁכַּוָּונַת הַמִּצְוֹת וְתַלְמוּד תּוֹרָה הִיא בְּמַדְרֵגַת אוֹר, וְגוּף הַמִּצְוֹת הֵן מַדְרֵגוֹת וּבְחִינוֹת כֵּלִים,

שֶׁהֵם בְּחִינַת צִמְצוּם, שֶׁﬠַל יְדֵי צִמְצוּם הָאוֹר נִתְִהַוּוּ הַכֵּלִים,

כַּיָּדוּﬠַ לְיוֹדְﬠֵי חֵן:

וְנֶחְלֶקֶת גַּם כֵּן לְאַרְבַּע מַדְרֵגוֹת.

כִּי גוּף הַמִּצְוֹת עַצְמָן מַמָּשׁ – הֵן ב' מַדְרֵגוֹת, שֶׁהֵן, מִצְוֹת מַעֲשִׂיּוֹת מַמָּשׁ

וּמִצְוֹת הַתְּלוּיוֹת בְּדִבּוּר וּמַחֲשָׁבָה, כְּמוֹ תַּלְמוּד תּוֹרָה וּקְרִיאַת שְׁמַע וּתְפִלָּה וּבִרְכַּת הַמָּזוֹן וּשְׁאָר בְּרָכוֹת;

וְכַוָּונַת הַמִּצְוֹת לְדָבְקָה בּוֹ יִתְבָּרֵךְ, שֶׁהִיא – כִּנְשָׁמָה לַגּוּף,

נֶחְלֶקֶת גַּם כֵּן לִשְׁתֵּי מַדְרֵגוֹת, כְּמוֹ שְׁתֵּי מַדְרֵגוֹת הַנְּשָׁמָה שֶׁהֵן בַּגּוּף הַחוּמְרִי, שֶׁהֵן: חַי וּמְדַבֵּר.