В связи с этим становится понятным то, что наши мудрецы, благословенна их память, так необыкновенно высоко ценили помощь нуждающимся. Они сказали, что эта заповедь "равноценна всем остальным, вместе взятым"1, и во всем Иерусалимском Талмуде она называется просто "заповедь", ибо так привыкли называть помощь нуждающимся - просто "заповедь", так как она - основа заповедей, связанных с действием, и все их превосходит. Все заповеди [даны] только для того, чтобы возвести витальную душу ко Всевышнему, ибо именно она их исполняет и облекается в них, дабы включиться в свет - Эйн Соф [- Всевышнего], благословен Он, в них облеченного. Но нет заповеди, в которой витальная душа настолько была бы облечена, как заповедь о благотворительности. Во всех заповедях облекается лишь одна из сил витальной души и только во время их исполнения, а пожертвование человек дает от приобретенного собственным трудом, но ведь сила всей витальной души облекается в выполнение работы или какой-нибудь иной деятельности, с помощью которой человек добывает эти деньги, и когда он их жертвует, вся его витальная душа возносится ко Всевышнему. И в том случае, если человек не трудится для своего пропитания, все же, так как на пожертвованные им деньги он мог бы приобрести то, что оживляет его витальную душу, он тем самым отдает Всевышнему жизнь своей души. И потому сказали наши мудрецы, благословенна их память, что [исполнение этой заповеди] приближает избавление2, ибо одним пожертвованием человек возносит значительную часть витальной души; столько сил ее и категорий он не мог бы вознести даже несколькими другими заповедями, связанными с действием.

וּבָזֶה יוּבַן מַה שֶּׁהִפְלִיגוּ רַבּוֹתֵינוּ־זִכְרוֹנָם־לִבְרָכָה בִּמְאֹד מְאֹד בְּמַעֲלַת הַצְּדָקָה, וְאָמְרוּ שֶׁ"שְּׁקוּלָה כְּנֶגֶד כָּל הַמִצְוֹת",

וּבְכָל תַּלְמוּד יְרוּשַׁלְמִי הִיא נִקְרֵאת בְּשֵׁם "מִצְוָה" סְתָם, כִּי כָּךְ הָיָה הֶרְגֵּל הַלָּשׁוֹן לִקְרוֹא צְדָקָה בְּשֵׁם "מִצְוָה" סְתָם,

מִפְּנֵי שֶׁהִיא עִיקַּר הַמִּצְוֹת מַעֲשִׂיּוֹת, וְעוֹלָה עַל כּוּלָּנָה,

שֶׁכּוּלָּן הֵן רַק לְהַעֲלוֹת נֶפֶשׁ הַחִיּוּנִית לַה', שֶׁהִיא הִיא הַמְקַיֶּימֶת אוֹתָן, וּמִתְלַבֶּשֶׁת בָּהֶן

לִיכָּלֵל בְּאוֹר־אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא הַמְלוּבָּשׁ בָּהֶן,

וְאֵין לְךָ מִצְוָה שֶׁנֶּפֶשׁ הַחִיּוּנִית מִתְלַבֶּשֶׁת בָּהּ כָּל כָּךְ כִּבְמִצְוַת הַצְּדָקָה,

שֶׁבְּכָל הַמִּצְוֹת אֵין מִתְלַבֵּשׁ בָּהֶן רַק כֹּחַ אֶחָד מִנֶּפֶשׁ הַחִיּוּנִית בִּשְׁעַת מַעֲשֵׂה הַמִּצְוָה לְבַד,

אֲבָל בִּצְדָקָה, שֶׁאָדָם נוֹתֵן מִיגִיעַ כַּפָּיו,

הֲרֵי כָּל כֹּחַ נַפְשׁוֹ הַחִיּוּנִית מְלוּבָּשׁ בַּעֲשִׂיַּית מְלַאכְתּוֹ אוֹ עֵסֶק אַחֵר שֶׁנִּשְׂתַּכֵּר בּוֹ מָעוֹת אֵלּוּ,

וּכְשֶׁנּוֹתְנָן לִצְדָקָה – הֲרֵי כָּל נַפְשׁוֹ הַחִיּוּנִית עוֹלָה לַה'.

וְגַם מִי שֶׁאֵינוֹ נֶהֱנֶה מִיגִיעוֹ, מִכָּל מָקוֹם, הוֹאִיל וּבְמָעוֹת אֵלּוּ הָיָה יָכוֹל לִקְנוֹת חַיֵּי נַפְשׁוֹ הַחִיּוּנִית – הֲרֵי נוֹתֵן חַיֵּי נַפְשׁוֹ לַה'.

וְלָכֵן אָמְרוּ רַבּוֹתֵינוּ־זִכְרוֹנָם־לִבְרָכָה שֶׁ"מְּקָרֶבֶת אֶת הַגְּאוּלָּה",

לְפִי שֶׁבִּצְדָקָה אַחַת מַעֲלֶה הַרְבֵּה מִנֶּפֶשׁ הַחִיּוּנִית, מַה שֶּׁלֹּא הָיָה יָכוֹל לְהַעֲלוֹת מִמֶּנָּה כָּל כָּךְ כֹּחוֹת וּבְחִינוֹת בְּכַמָּה מִצְוֹת מַעֲשִׂיּוֹת אֲחֵרוֹת.