И чем больше человек уделит внимания всему этому, размышляя и продумывая написанное в книгах, чтобы сердце его стало "сокрушенным" в нем и чтобы "низкий" стал ему "отвратным", как написано1, совершенным отвращением, [так, что] и жизнь станет ему совершенно отвратительна, тем больше он почувствует отвращения и презрения по отношению к стороне "ситра ахра" и унизит ее до праха, низведя ее [с вершин] самовозвеличивания, и грубости духа, и вознесения, каким она себя возносит над светом святости Б-жественной души, дабы притемнить ее свет. А также пусть поднимет голос на нее громко и гневно, дабы ее унизить, как сказали наши мудрецы2: "Пусть человек всегда старается возбуждать гнев доброго влечения против дурного, как сказано: "Сердитесь [и не грешите] и т. д."3". И это значит, [что человек должен] сердиться на животную душу, которая и есть его дурное влечение, громко и гневно в мысли своей говоря ему: "Ты зло и злодей поганый, и отвратный, и подлый и т. п." - подобно всем тем словам, какими его справедливо называли наши мудрецы, благословенной памяти: "Доколе ты будешь заслонять мне свет Эйн Софа, благословен Он, наполняющего все миры, существующего одновременно в прошлом, настоящем и будущем, также и в этом месте, где я нахожусь, – точно так же, как и до сотворения мира4, был свет Эйн Софа, благословен Он, совершенно без всяких изменений, как сказано: "Я, Авайе, не изменяюсь"5. Ибо Он выше времени и т. п., ты же негодяй и т. п., ты отрицаешь очевидную истину, что все перед Ним как бы совершенно не существует, а это истина почти ощутимая". И тем самым он достигнет того, что взор Б-жественной души его прояснится видением единственности света Эйн Софа, и это будет зримое видение, а не только нечто услышанное и понятное, как о том говорится в другом месте: что в этом – основа всего служения.
וְהִנֵּה, כָּל מַה שֶּׁיַּאֲרִיךְ בְּעִנְיָינִים אֵלּוּ בְּמַחֲשַׁבְתּוֹ וְגַם בְּעִיּוּנוֹ בִּסְפָרִים, לִהְיוֹת לִבּוֹ נִשְׁבָּר בְּקִרְבּוֹ, וְ"נִבְזֶה בְעֵינָיו נִמְאָס" כַּכָּתוּב, בְּתַכְלִית הַמִּיאוּס, וּלְמָאֵס חַיָּיו מַמָּשׁ,
הֲרֵי בָּזֶה מְמָאֵס וּמְבַזֶּה הַסִּטְרָא אָחֳרָא וּמַשְׁפִּילָהּ לֶעָפָר, וּמוֹרִידָהּ מִגְּדוּלָּתָהּ וְגַסּוּת רוּחָהּ וְגַבְהוּתָהּ, שֶׁמַּגְבִּיהַּ אֶת עַצְמָהּ עַל אוֹר קְדוּשַּׁת נֶפֶשׁ הָאֱלֹהִית לְהַחֲשִׁיךְ אוֹרָהּ.
וְגַם, יַרְעִים עָלֶיהָ בְּקוֹל רַעַשׁ וְרוֹגֶז לְהַשְׁפִּילָהּ, כְּמַאֲמַר רַבּוֹתֵינוּ־זִכְרוֹנָם־לִבְרָכָה: "לְעוֹלָם יַרְגִּיז אָדָם יֵצֶר טוֹב עַל יֵצֶר הָרָע, שֶׁנֶּאֱמַר: רִגְזוּ וְגוֹ'",
דְּהַיְינוּ, לִרְגּוֹז עַל נֶפֶשׁ הַבַּהֲמִית, שֶׁהִיא יִצְרוֹ הָרָע, בְּקוֹל רַעַשׁ וְרוֹגֶז בְּמַחֲשַׁבְתּוֹ, לוֹמַר לוֹ: "אַתָּה רָע וְרָשָׁע וּמְשׁוּקָּץ וּמְתוֹעָב וּמְנֻוָּול וְכוּ' – כְּכָל הַשֵּׁמוֹת שֶׁקָּרְאוּ לוֹ חֲכָמֵינוּ־זִכְרוֹנָם־לִבְרָכָה – בֶּאֱמֶת;
עַד מָתַי תַּסְתִּיר לִפְנֵי אוֹר־אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא, הַמְמַלֵּא כָּל עָלְמִין, הָיָה הֹוֶה וְיִהְיֶה בְּשָׁוֶה, גַּם בְּמָקוֹם זֶה שֶׁאֲנִי עָלָיו, כְּמוֹ שֶׁהָיָה אוֹר אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא לְבַדּוֹ קוֹדֶם שֶׁנִּבְרָא הָעוֹלָם, בְּלִי שׁוּם שִׁינּוּי,
כְּמוֹ שֶׁכָּתוּב: "אֲנִי ה' לֹא שָׁנִיתִי", כִּי הוּא לְמַעְלָה מֵהַזְּמַן וְכוּ',
וְאַתָּה מְנֻוָּול וְכוּ', מַכְחִישׁ הָאֱמֶת הַנִּרְאֶה לָעֵינַיִם, דְּכוּלָּא קַמֵּיהּ כְּלָא מַמָּשׁ בֶּאֱמֶת, בִּבְחִינַת רְאִיָּיה חוּשִׁיִּית".
וְהִנֵּה, עַל יְדֵי זֶה יוֹעִיל לְנַפְשׁוֹ הָאֱלֹהִית, לְהָאִיר עֵינֶיהָ בֶּאֱמֶת יִחוּד אוֹר־אֵין־סוֹף
בִּרְאִיָּה חוּשִׁיִּית, וְלֹא בְּחִינַת שְׁמִיעָה וַהֲבָנָה לְבַדָּהּ,
כְּמוֹ שֶׁנִּתְבָּאֵר בְּמָקוֹם אַחֵר, שֶׁזֶּהוּ שֹׁרֶשׁ כָּל הָעֲבוֹדָה.