Но мысль и размышление о словах Торы, что в мозгу, и сила речи [при произнесении] слов Торы, что в устах, являющиеся внутренними одеяниями Б-жественной души, а тем более сама Б-жественная душа, в них облеченная, – все это совершенно едино абсолютным единством с высшим желанием, а не только колесница для него. Ибо высшее желание – есть слово алахи, о которой [человек] размышляет и говорит, ведь все законы – частности проистечений внутренней стороны самого высшего желания, ибо так пожелал Он, благословенный, чтобы [было такое-то действие] разрешенным, или [такая-то пища] дозволенной, или [такой-то человек] невиновным или совершенно невинным, или наоборот. А также и все сочетания букв Танаха – проистечение желания Его и мудрости, единых абсолютным единством с Эйн Софом, благословен Он, а ведь "Он – Знающий и Он – Знание и т. д.". В этом смысле написано: "Тора и Всевышний едины", а не как отдельные члены Короля, подобно заповедям.
אַךְ הַמַּחֲשָׁבָה וְהַהִרְהוּר בְּדִבְרֵי תוֹרָה שֶׁבַּמּוֹחַ, וְכֹחַ הַדִּבּוּר בְּדִבְרֵי תוֹרָה שֶׁבַּפֶּה, שֶׁהֵם לְבוּשִׁים הַפְּנִימִים שֶׁל נֶפֶשׁ הָאֱלֹהִית,
וְכָל שֶׁכֵּן נֶפֶשׁ הָאֱלֹהִית עַצְמָהּ הַמְלוּבֶּשֶׁת בָּהֶם,
כּוּלָּם מְיוּחָדִים מַמָּשׁ בְּיִחוּד גָּמוּר בָּרָצוֹן הָעֶלְיוֹן, וְלֹא מֶרְכָּבָה לְבַד,
כִּי רָצוֹן הָעֶלְיוֹן הוּא הוּא הַדְּבַר הֲלָכָה עַצְמָהּ שֶׁמְּהַרְהֵר וּמְדַבֵּר בָּהּ, שֶׁכָּל הַהֲלָכוֹת הֵן פְּרָטֵי הַמְשָׁכוֹת פְּנִימִיּוּת רָצוֹן הָעֶלְיוֹן עַצְמוֹ,
שֶׁכָּךְ עָלָה בִּרְצוֹנוֹ יִתְבָּרֵךְ, שֶׁדָּבָר זֶה מוּתָּר אוֹ כָּשֵׁר אוֹ פָּטוּר אוֹ זַכַּאי אוֹ לְהֵפֶךְ;
וְכֵן כָּל צֵרוּפֵי אוֹתִיּוֹת תּוֹרָה־נְבִיאִים־כְּתוּבִים הֵן הַמְשָׁכַת רְצוֹנוֹ וְחָכְמָתוֹ הַמְיוּחָדוֹת בְּאֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא בְּתַכְלִית הַיִּחוּד, שֶׁהוּא הַיּוֹדֵעַ וְהוּא הַמַּדָּע כוּ'.
וְזֶהוּ שֶׁכָּתוּב דְּ"אוֹרַיְיתָא וְקוּדְשָׁא בְּרִיךְ הוּא – כּוּלָּא חַד", וְלֹא "אֵבָרִין דְּמַלְכָּא" לְחוּד כְּפִיקּוּדִין.
И так как высшее желание, абсолютным единством единое с Эйн Софом, благословен Он, [находится] совершенно открыто – и ни в коей мере не в утаении Лика – в Б-жественной душе и ее внутренних одеяниях, в мысли и в речи, тогда, когда человек занят [изучением] слов Торы, то эта душа и ее одеяния в то время совершенно едины абсолютным единством с Эйн Софом, благословен Он, как едины речь и мысль Всевышнего с Его сутью и сущностью, как о том говорилось выше1. Ибо разделенность может быть только при утаении Лика, как говорилось выше. Более того, их единство гораздо более сильно и крепко, чем единство света - Эйн Соф [- Всевышнего], благословен Он, с верхними мирами, ибо высшее желание совершенно открыто в душе и ее одеяниях, занятых изучением Торы, а ведь Он – сама Тора, а все верхние миры получают свою жизненную силу от света и жизнетворности, проистекаемых от Торы, она же – желание и мудрость Его, благословенного, как написано: "Ты все мудростью сделал"2, и, таким образом, мудрость, она же Тора, - выше всего, и она – желание Его, благословенного, называемое "Окружающий все миры", а это категория Ма, которая не может облечься в миры, а лишь оживляет и светит сверху как категория Окружения. И она облекается в душу и ее одеяния совершенно явно, когда занимаются Торой, и хотя "он не видит и т. д."3 (и потому он может вынести [этот свет], так как "он не видит", но в верхних [мирах] это не так).
וּמֵאַחַר שֶׁרָצוֹן הָעֶלְיוֹן הַמְיוּחָד בְּאֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא בְּתַכְלִית הַיִּחוּד, הוּא בְּגִילּוּי לְגַמְרֵי, וְלֹא בְּהֶסְתֵּר פָּנִים כְּלָל וּכְלָל, בַּנֶּפֶשׁ הָאֱלֹהִית וּלְבוּשֶׁיהָ הַפְּנִימִים, שֶׁהֵם מַחֲשַׁבְתָּהּ וְדִבּוּרָהּ, בְּאוֹתָהּ שָׁעָה שֶׁהָאָדָם עוֹסֵק בְּדִבְרֵי תוֹרָה,
הֲרֵי גַּם הַנֶּפֶשׁ וּלְבוּשֶׁיהָ אֵלּוּ – מְיוּחָדִים מַמָּשׁ בְּאֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא בְּאוֹתָהּ שָׁעָה בְּתַכְלִית הַיִּחוּד,
כְּיִחוּד דִּבּוּרוֹ וּמַחֲשַׁבְתּוֹ שֶׁל הַקָּדוֹשׁ־בָּרוּךְ־הוּא בְּמַהוּתוֹ וְעַצְמוּתוֹ כַּנִּזְכָּר לְעֵיל,
כִּי אֵין שׁוּם דָּבָר נִפְרָד, כִּי אִם בְּהֶסְתֵּר פָּנִים כַּנִּזְכָּר לְעֵיל.
וְלֹא עוֹד, אֶלָּא שֶׁיִּחוּדָם הוּא בְּיֶתֶר שְׂאֵת וְיֶתֶר עֹז מִיִּחוּד אוֹר־אֵין־סוֹף בָּרוּךְ־הוּא בְּעוֹלָמוֹת עֶלְיוֹנִים,
מֵאַחַר שֶׁרָצוֹן הָעֶלְיוֹן הוּא בְּגִילּוּי מַמָּשׁ בַּנֶּפֶשׁ וּלְבוּשֶׁיהָ הָעוֹסְקִים בַּתּוֹרָה, שֶׁהֲרֵי הוּא הוּא הַתּוֹרָה עַצְמָהּ,
וְכָל הָעוֹלָמוֹת הָעֶלְיוֹנִים מְקַבְּלִים חַיּוּתָם מֵאוֹר וְחַיּוּת הַנִּמְשָׁךְ מֵהַתּוֹרָה, שֶׁהִיא רְצוֹנוֹ וְחָכְמָתוֹ יִתְבָּרֵךְ, כְּדִכְתִיב: "כּוּלָּם בְּחָכְמָה עָשִׂיתָ",
וְאִם כֵּן, הַחָכְמָה – שֶׁהִיא הַתּוֹרָה – לְמַעְלָה מִכּוּלָּם,
וְהִיא הִיא רְצוֹנוֹ יִתְבָּרֵךְ הַנִּקְרָא "סוֹבֵב כָּל עָלְמִין", שֶׁהִיא בְּחִינַת מַה שֶּׁאֵינוֹ יָכוֹל לְהִתְלַבֵּשׁ בְּתוֹךְ עָלְמִין, רַק מְחַיֶּה וּמֵאִיר לְמַעְלָה בִּבְחִינַת מַקִּיף,
וְהִיא הִיא הַמִּתְלַבֶּשֶׁת בַּנֶּפֶשׁ וּלְבוּשֶׁיהָ בִּבְחִינַת גִּילּוּי מַמָּשׁ – כְּשֶׁעוֹסְקִים בְּדִבְרֵי תוֹרָה,
"וְאַף־עַל־גַּב דְּאִיהוּ לָא חָזֵי כוּ'" [וּמִשּׁוּם הָכֵי יָכוֹל לִסְבּוֹל, מִשּׁוּם דְּלָא חָזֵי, מַה שֶּׁאֵין כֵּן בָּעֶלְיוֹנִים].
