"Недобрую весть услышал я"1 и глубоко огорчился. Стало известно мне, что народ Б-жий не позволяет быть хазанами людям, которые желают истинной жизни и долголетия всем друзьям нашим, молящимся в этом "малом храме"2, ибо сказали мудрецы, что три вещи продлевают дни человека3, в том числе - неторопливость в молитве. И даже тому, у кого совсем нет времени, и нет у него никакой возможности дождаться повторения молитвы этим хазаном, чтобы произнести [вслед за ним] "Кдушу", гораздо предпочтительнее не слушать молитвы "Кдуша" и "Барху", чем делать невыносимой жизнь тех, кто желает жизни. Ведь Всевышний освобождает от ответственности того, кому обстоятельства помешали исполнить закон4. И хазан исполняет за такого человека его долг, даже если тот не слышал его молитву, - точно так, как если бы он слышал ее, - а ведь об этом последнем случае сказано, что тому, кто слушает молитву, засчитывается, как будто он сам ее произнес5. В Талмуде написано, что людям, которые работают на полях и не могут [присутствовать на общественной молитве], засчитывается молитва хазана точно так же, как тем, которые слышали ее, как будто они сами произнесли всю молитву "Шмонэ-эсрэ"6; то же верно и в отношении молитв "Кдуша" и "Барху". Все, что сказано выше, верно и для прежних поколений, для времен мудрецов Мишны и Талмуда, когда главным было изучение Торы, а не молитва. Тем более [это верно] в наше время, в преддверии прихода Машиаха, когда Тора не является нашим основным занятием из-за бедственных времен, в которые мы живем. И главное служение в преддверии Машиаха - это молитва, как пишет об этом раби Хаим Виталь, благословенна его память, в [своих книгах] "Эц хаим" и "При эц хаим". А если так, то тем более должны мы вкладывать в молитву всю свою душу. И это воистину заповедь Торы для тех, кому известна польза созерцания [величия Всевышнего] и углубленного размышления. [Когда вдумается человек,] пусть даже немного, каждый насколько он способен, в хвалы Всевышнему, содержащиеся в "Псукей дезимра"7 и в двух благословениях перед "Шма" - "...создающий свет..." и "Любовью...", - пробудит он любовь ко Всевышнему, скрытую в каждом еврейском сердце, и в момент произнесения "Шма" она раскроется в его сердце. Тем самым человек исполняет заповедь, выраженную в [произносимом сразу после "Шма"] стихе "Люби Г-спода... всем сердцем твоим..."8, - первейшую из 613 заповедей, заповедь, о которой Рамбам пишет9, что она - одна из основ Торы и источник всех 248 предписывающих заповедей. [И именно в молитве выполняется эта заповедь,] ибо повеление [любить Всевышнего] не может подразумевать скрытую в сердце любовь, по природе присущую каждому еврею. И разумному нетрудно понять, что пока любовь эта скрыта в сердце, она присутствует только в Б-жественной душе, когда же эта любовь охватывает и животную душу, она раскрывается и в левой полости сердца, где пребывает животная душа.
В этом и состоит очищение искр, упоминаемое в "Эц хаим" и "При эц хаим" в связи с молитвой. И поэтому именно она - важнейший вид служения [Всевышнему] в преддверии прихода Машиаха, когда главное - освобождение искр, которое происходит в результате преобразования животной души или подчинения ее Б-жественной душе, как известно. Ведь "кровь - это душа"10, а новая кровь образуется в человеке каждый день из того, что он ест и пьет, и кроме того, одежда человека и его жилище и т. д. также накладывают на нее свой отпечаток. Однако люди прежних поколений, которые были наделены высокими Б-жественными душами, могли совершать это очищение, посвящая ему немного времени, произнося только молитву "Шма", благословения перед ней и вкратце - "Псукей дезимра". Разумному будет достаточно сказанного.
הִנֵּה, לֹא טוֹבָה הַשְּׁמוּעָה, שָׁמַעְתִּי וַתִּרְגַּז בִּטְנִי,
אֲשֶׁר עַם ה' מַעֲבִירִים מִלִּפְנֵי הַתֵּיבָה הָאִישׁ הֶחָפֵץ בַּחַיִּים וַאֲרִיכוּת יָמִים שֶׁל כָּל אַנְשֵׁי שְׁלוֹמֵנוּ שֶׁבְּ"מִקְדָּשׁ מְעַט" הַזֶּה שֶׁל אַנְשֵׁי שְׁלוֹמֵנוּ,
כְּמַאֲמַר רַבּוֹתֵינוּ־זִכְרוֹנָם־לִבְרָכָה: שְׁלֹשָׁה דְבָרִים מַאֲרִיכִים יָמָיו שֶׁל אָדָם, וְאֶחָד מֵהֶם – הַמַּאֲרִיךְ בִּתְפִלָּתוֹ.
וְאַף גַּם מִי שֶׁהַשָּׁעָה דְּחוּקָה לוֹ בְּיוֹתֵר, וְאִי אֶפְשָׁר לוֹ בְּשׁוּם אוֹפֶן לְהַמְתִּין עַד אַחַר עֲנִיַּית קְדוּשָּׁה שֶׁל חֲזָרַת הַשְּׁלִיחַ־צִבּוּר הַזֶּה,
הֲלֹא טוֹב טוֹב לוֹ שֶׁלֹּא לִשְׁמוֹעַ קְדוּשָּׁה וּבָרְכוּ, מִלֵּירֵד לְחַיֵּיהֶם שֶׁל הַחֲפֵצִים בַּחַיִּים,
וְאוֹנֶס רַחֲמָנָא פַּטְרֵיהּ,
וְהַשְּׁלִיחַ־צִבּוּר מוֹצִיאוֹ יְדֵי חוֹבָתוֹ אַף שֶׁלֹּא שָׁמַע – כְּאִילּוּ שָׁמַע, שֶׁהוּא כְּעוֹנֶה מַמָּשׁ,
וְכִדְאִיתָא בַּגְּמָרָא גַּבֵּי עַם שֶׁבַּשָּׂדוֹת דַּאֲנִיסֵי, וְיוֹצְאִים יְדֵי חוֹבַת תְּפִלַּת שְׁמוֹנֶה עֶשְׂרֵה עַצְמָהּ בַּחֲזָרַת הַשְּׁלִיחַ־צִבּוּר כְּאִלּוּ שָׁמְעוּ מַמָּשׁ,
וְגַם קְדוּשָּׁה וּבָרְכוּ בִּכְלָל.
וְהִנֵּה, זֹאת חֲקַרְנוּהָ כֶּן הוּא
אַף גַּם בַּדּוֹרוֹת הָרִאשׁוֹנִים שֶׁל חַכְמֵי הַמִּשְׁנָה וְהַגְּמָרָא,
שֶׁהָיְתָה תּוֹרָתָם קֶבַע וְעִיקַּר עֲבוֹדָתָם, וְלֹא תְּפִלָּתָם.
וּמִכָּל שֶׁכֵּן עַתָּה הַפַּעַם בְּעִקְּבוֹת מְשִׁיחָא, שֶׁאֵין תּוֹרָתֵינוּ קֶבַע, מִצּוֹק הָעִתִּים,
וְעִיקַּר הָעֲבוֹדָה בְּעִקְּבוֹת מְשִׁיחָא הִיא הַתְּפִלָּה, כְּמוֹ שֶׁכָּתַב הָרַב חַיִּים וִיטַאל זִכְרוֹנוֹ לִבְרָכָה בְּ"עֵץ חַיִּים" וּ"פְרִי עֵץ חַיִּים",
מִכָּל שֶׁכֵּן וְקַל וָחוֹמֶר שֶׁרָאוּי וְנָכוֹן לִיתֵּן נַפְשֵׁינוּ מַמָּשׁ עָלֶיהָ.
וְהִיא חוֹבָה שֶׁל תּוֹרָה מַמָּשׁ, לִמְבִינֵי מַדָּע – תּוֹעֶלֶת הַהִתְבּוֹנְנוּת וְעוֹמֶק הַדַּעַת קְצָת, כָּל חַד לְפוּם שִׁיעוּרָא דִילֵיהּ,
בְּסִדּוּר שְׁבָחוֹ שֶׁל מָקוֹם בָּרוּךְ־הוּא בִּפְסוּקֵי דְזִמְרָה וּשְׁתֵּי בְרָכוֹת שֶׁלִּפְנֵי קְרִיאַת־שְׁמַע – "יוֹצֵר" וְ"אַהֲבָה"
לְעוֹרֵר בָּהֶן הָאַהֲבָה הַמְסוּתֶּרֶת בְּלֵב כָּל יִשְׂרָאֵל, לָבֹא לִבְחִינַת גִּילּוּי בְּהִתְגַּלּוּת הַלֵּב בִּשְׁעַת קְרִיאַת־שְׁמַע עַצְמָהּ,
שֶׁזֹּאת הִיא מִצְוַת הָאַהֲבָה שֶׁבַּפָּסוּק: "וְאָהַבְתָּ גוֹ' בְּכָל לְבָבְךָ גוֹ'", הַנִּמְנֵית רִאשׁוֹנָה בְּתַרְיַ"ג מִצְוֹת,
כְּמוֹ שֶׁכָּתַב הָרַמְבַּ"ם זִכְרוֹנוֹ לִבְרָכָה, שֶׁהִיא מִיסוֹדֵי הַתּוֹרָה וְשָׁרְשָׁהּ וּמָקוֹר לְכָל רַמַ"ח מִצְוֹת עֲשֵׂה,
כִּי עַל אַהֲבָה הַמְסוּתֶּרֶת בְּלֵב כָּל יִשְׂרָאֵל בְּתוֹלַדְתָּם וְטִבְעָם, לֹא שַׁיָּיךְ צִיוּוּי כְּלָל.
וְדַעַת לְנָבוֹן נָקָל,
כִּי כְּשֶׁהָאַהֲבָה הִיא מְסוּתֶּרֶת – הִיא עוֹדֶינָּה בַּנֶּפֶשׁ הָאֱלֹקִית לְבַדָּהּ,
וּכְשֶׁבָּאָה לִבְחִינַת גִּילּוּי לַנֶּפֶשׁ הַחִיּוּנִית אֲזַי הִיא בְּהִתְגַּלּוּת הַלֵּב בְּחָלָל שְׂמָאלִי, מְקוֹם מִשְׁכַּן נֶפֶשׁ הַחִיּוּנִית.
וְזֶהוּ עִנְיַן בֵּירוּר נִיצוֹצוֹת הַמּוּזְכָּר שָׁם בְּעֵץ חַיִּים וּפְרִי עֵץ חַיִּים גַּבֵּי תְּפִלָּה,
שֶׁלָּכֵן הִיא עִיקַּר הָעֲבוֹדָה בְּעִקְּבוֹת מְשִׁיחָא, לְבָרֵר נִיצוֹצוֹת כוּ',
שֶׁהוּא בְּחִינַת אִתְהַפְּכָא אוֹ אִתְכַּפְיָא שֶׁל נֶפֶשׁ הַחִיּוּנִית לְנֶפֶשׁ הָאֱלֹקִית כַּנּוֹדָע,
"כִּי הַדָּם הוּא הַנֶּפֶשׁ כוּ'", וְהַדָּם מִתְחַדֵּשׁ בְּכָל יוֹם מֵאוֹכָלִין וּמַשְׁקִין,
וְגַם מִתְפָּעֵל וְנִתְקָן מִמַּלְבּוּשִׁים וְדִירָה כוּ'.
מַה־שֶּׁאֵין־כֵּן בַּדּוֹרוֹת הָרִאשׁוֹנִים, שֶׁהָיוּ נִשְׁמוֹת הָאֱלֹקִית גְּדוֹלֵי הָעֵרֶךְ,
הָיָה הַבֵּירוּר נַעֲשֶׂה כְּרֶגַע בִּקְרִיאַת־שְׁמַע לְבַד וּבְרָכוֹת שֶׁלְּפָנֶיהָ וּפְסוּקֵי דְזִמְרָה בִּקְצָרָה וְכוּ',
וְדַי לַמֵּבִין: