Тания

Однако даже в этом случае изучение Торы вызывает единение сфирот в мире Ацилут и привлекает туда добавочный свет. В каком же смысле говорится, что слова Торы не достигают единства даже со сфирот мира Асия (см. Тания, часть 1, гл. 39)? Дело в том, что не проникнутые любовью и трепетом слова Торы должны полностью освободиться от материальной оболочки, прежде чем объединиться со сфирот; освободившись же от материальной оболочки, тем самым они теряют свою индивидуальность, поэтому нельзя говорить, что сами слова Торы объединились со сфирот. С другой стороны, если слова Торы проникнуты любовью и трепетом, то высшая воля, воплощенная в них, может очистить их настолько, что сами слова Торы, энергия, заключенная в них, может включиться в святость сфирот. Однако даже если слова Торы не проникнуты любовью и трепетом, они могут подняться во внешние области мира Йецира, ибо святость Торы сама по себе очищает материальную субстанцию речи и поднимает ее на уровень духовной субстанции мира Йецира. Таким образом возникает ангел, творение, принадлежащее ко внешним аспектам миров святости и служащее посредником между их внутренними аспектами и низшими мирами. Одухотворенные слова Торы проникают во внутренние аспекты высших миров, создавая ангелов на промежуточном этапе своего восхождения.

Сказано в трактате Авот (4:11): "Тот, кто исполняет одну заповедь, приобретает себе одного защитника, а тот, кто совершает один грех, приобретает себе одного обвинителя". Здесь идет речь о добрых ангелах, которых творят добрые дела и которые образуются при произнесении слов Торы и молитвы, и о злых ангелах, возникающих из грехов человека. В Танахе рассказывается, как ангелы посылаются с различными миссиями на землю, открывают пророкам грядущее, а с другой стороны, - о том, как рассказывают они в высших мирах о происходящем на земле. Ангел на иврите - мальах (букв, "посланник"). Часто встречается выражение мальахей ашарет - "ангелы-служители". Как видно из самого названия, ангелы играют в мироздании служебную роль, связуя различные его уровни. Каждое доброе дело укрепляет связь земного мира со святостью, с высшими мирами, образует как бы канал, по которому передается взаимное влияние миров. Такой канал и есть добрый ангел, созданный добрым делом. Грехи огрубляют мир, отдаляют его от святости Творца, создают как бы преграды между ними; это и есть ангелы-обвинители, напоминающие о грехах человека и не допускающие его к Творцу.

В параллели микрокосм-макрокосм самой душе соответствует мир Ацилут, а трем ее оболочкам - три низших мира: мир Бриа - мысль, мир Йецира - речь, мир Асия - действие (ср. прим. 5 и 6 к первому отрывку этой части Тании). Таким образом, речь, не одушевленная мыслью, может достичь только мира Йецира.

Раби Шнеур-Залман приводит эту ссылку, чтобы подчеркнуть, что Тора и молитва приравнены. Это служит основанием для последующего вопроса о различии уровней, на которые поднимаются неодухотворенные слова Торы и молитвы.

Как объяснялось в прим. 3, мир Бриа соответствует уровню мысли.

В книге Зогар подробно описываются этапы восхождения молитвы при помощи ангелов в высшие миры.

См. Тания, часть 1, гл. 15, 39 и 40. Алтер Ребе объясняет там, что понятие авода ("служение") связано со словом ибуд - "обработка", "изменение природных данностей". Поэтому любовь, присущая человеку по природе, и добрые дела, совершаемые по привычке и не требующие от человека изменения своей природы, не являются служением. Тем не менее, так как эти заповеди также угодны Всевышнему, они поднимаются в миры святости.

"Зогар" так объясняет сказанное в книге Коэлет (1:3) "Какой человеку прок во всем труде его под солнцем?": "Даже добрые дела человека, даже труд изучения Торы, если он занимается им из эгоистических побуждений, не поднимается ко Всевышнему, а остается под солнцем". Возможно, толкование основано на том, что стих говорит о "труде его", т. е. о труде, преследующем эгоистические цели.

Как говорилось выше, "место" действия или слова в духовных мирах определяется мыслью, которой они проникнуты (см. прим. 9 к первому отрывку этой части Тании). Эгоистические мысли принадлежат сфере зла и тем самым не дают словам Торы подняться ввысь. То же происходит с молитвой, которую человек произносит по привычке, хотя и не из эгоистических побуждений: ведь в этом случае молитва не занимает полностью его сознание, а так как в бездействии пребывать он не может, его занимают будничные, привычные мысли о происходящем в окружающем мире; эти мысли как бы связывают молитву и мешают ей подняться вверх.

Молитва оказывается связанной будничными мыслями в меньшей степени, чем Тора, которую человек изучает из эгоистических побуждений. В последнем случае слова Торы не могут взойти ко Всевышнему без того, чтобы человек раскаялся и вернулся к Нему (см. Тания, часть 1, гл. 39, 40). В случае с молитвой это не так, ведь посторонние мысли, приходящие во время нее, не являются ее мотивом, они проникают в сознание против воли человека; поэтому молитва не столь жестко связана ими.